Мысли вяло текли сквозь голову, в комнате было очень душно, жар струился в открытое настежь окно. Жёлтое пыльное марево висело над городком. Хуже всего приходилось Букле. Она ведь полярная сова, ей был нужен холод, ветер и снег, а лето выдалось не по–английски жарким. В редкие моменты, когда Миссис Фигг уходила, Гарри отпускал Буклю полетать по дому, размяться немного. Но этого было явно недостаточно. Букля сидела в клетке какая‑то помятая, нахохлившаяся, белоснежные перья потускнели – вид у неё был совсем больной.
— Потерпи, подружка, осталось совсем немного, – старался подбодрить её Гарри. – Вот поедем в Нору, там вдоволь налетаешься с Сычиком.
Букля возмущённо ухнула, как бы говоря:
— Кто? Я? С этой мелюзгой? – но вроде бы немного оживилась.
— Плохо, что ты не умеешь говорить. Всё было бы веселее, – грустно заметил Гарри и решил ложиться спать – всё равно делать нечего.
В последний день отбывания каторги у Миссис Фигг произошло кое‑что важное. С утра он получил своё последнее задание – разобрать хлам на чердаке.
О–о-о… Час от часу не легче, – подумал он недовольно. – И всё из‑за той дурацкой ва–зы, которую разбил Дадли. Пусть меня оштрафуют на все мои деньги, но я превращу его в поросёнка или, вернее, в здоровенного борова. Может, его заколют и зажарят к Рождеству – так он хоть он какую‑то пользу принесёт!
На чердаке было ещё жарче, чем в комнатах. Крытая жестью крыша просто притягивала к себе солнечные лучи. Повсюду толстым слоем лежала пыль, тенёта свисали с потолка. Пятнами светились их с Мелиссой следы и полоса, оставленная ковром, который провезли по полу. Кучи никому не нужного барахла валялись по углам: кресло–качалка без спинки, древняя швейная машинка, велосипедная цепь, лопнувший баскетбольный мяч (Это‑то откуда у Миссис Фигг?), радиоприёмник как минимум начала века, старый трельяж без половины зеркал, старомодная детская колыбелька, треснувшая бита для бладжера, шкафы с висящими на одной петле створками, забитые непонятной рухлядью, какие‑то тюки, не то с одеждой, не то с каким‑то тряпьём, разбитые пластинки, поздравительные открытки, целый набор разнокалиберных туфель с отломанными каблуками, граммофон без ручки и множество коробок, наверное – со старыми журналами, и ковры, ковры, ковры… Чердак Миссис Фигг представлял собой просто рай для старьёвщика. Не убирались здесь со дня постройки дома, веке, небось, в восемнадцатом.
— И чего ради всё это держать? По этому хламью давно помойка плачет, а я ещё должен здесь порядок навести, – возмущался Гарри вслух, благо его никто не слышал. Он побродил по чердаку, оставляя следы на слое пыли, пнул кресло–качалку, чихнул на инвалидный трельяж без половины зеркал и заинтересовался коробками. В них и правда были какие‑то древние женские журналы по кройке и шитью и по кулинарии. А вот в самой нижней коробке… в ней лежал тонкий фотоальбом в полу–истлевшем бархатном переплёте уже неопределяемого цвета.
Ага, наверное, это Миссис Фигг и её сёстры в молодости! Ну–ну, сейчас посмотрим.
Но, как это ни странно, Миссис Фигг на фотографиях не было – её Гарри и в младенчестве узнал бы по водянистым рыбьим глазам, по жиденьким волосёнкам мышиного цвета и по бородавке на носу, из которой торчали три волосины. Если бы Гарри не был уверен в том, что она – сквиб, он бы принял её за стопроцентную ведьму – очень уж у неё внешность была соответствующая – настоящая карга, хотя в сущности она была неплохой и доброй тёткой, разве что склочной.
С фотографий на него смотрели разные люди: молодые, пожилые, совсем дети, стоящие и сидящие группами и по одиночке. Снимки были старые, многие пожелтели от времени или пошли пятнами. Гарри уже собирался захлопнуть заплесневелый фотоальбом, не обнаружив в нём ничего интересного, как вдруг последняя фотография привлекла его внимание. Она была сравнительно недавняя, ещё не успевшая выцвести, глянцево поблёскивающая в полумраке. На ней было двое. Мальчик–подросток лет шестнадцати – высокий, худой, с непокорной копной чёрных прямых волос сидел на стуле, бережно обнимая примостившуюся у него на коленях девочку, совсем крошку лет четырёх, тоже темноволосую, темноглазую, ещё по–детски пухленькую. Мальчик немного неестественно улыбался в объектив, а малышка, напротив, была хмурой, недовольной, со злыми глазами. Она исподлобья смотрела в камеру, будто желая испепелить её взглядом.
Ну, прямо маленькая ведьма, – поймал себя на мысли Гарри. – Такая кроха, а уже такая злюка. Наверняка это брат и сестра, что‑то у них есть общее, хотя не больно‑то они и похожи.
Гарри заинтересовался мальчиком. Где‑то он его уже видел, но где? Когда? Вроде бы на какой‑то другой фотографии… Или нет? Кого‑то он мучительно ему напоминал. Гарри усиленно напряг память, зажмурился, поднял голову и машинально посмотрел на трельяж. Там, в зеркале… У него буквально отвалилась челюсть от изумления: мальчик на фотографии – просто его копия. Да ведь это же его отец! Только ещё подросток. Ну, конечно! Непослушные растрёпанные волосы, острые коленки… А кто же тогда девочка? Несомненно они родственники… Мысли вихрем проносились у Гарри в голове: