Выбрать главу

И тут Нерида Волчанова — это одна из соосновательниц, в ее честь назван наш факультет, очень кстати встретила главу немецкой школы Харфанга Мюнтера. В Германии тогда как раз начали преследовать волшебников, так что немцы тоже решили перенести свою школу подальше от любопытных глаз. Им двоим понадобилось около десяти лет, чтобы найти подходящее место и зачаровать его так, чтобы никто не мог определить, где именно оно находится. И до сих пор никто не знает, как они это сделали.

Добраться в школу можно было только по воде, поэтому новую школу и назвали «Дорнстранд», от древнегреческого δόρυ — корабль, и немецкого strand — берег, потом это название исказилось до «Дормштранга», и, наконец, стало «Дурмстрангом».

Поначалу школа состояла из двух факультетов, разделенных по языковому принципу: Мюнтер преподавал на латыни и немецком, а Нерида — на греческом и славянском языках. Естественно, вскоре между двумя факультетами возникло соперничество, и после смерти основателей школа едва не распалась. Спас ее Генрих Вранович — дальний предок нашего Каркарова, кстати, сын сербского волшебника и венгерской ведьмы. Он создал несколько дополнительных факультетов и придумал процедуру распределения, чтобы на всех факультетах учились студенты из разных стран. Чтобы они могли общаться друг с другом и понимать преподавателей, было введено обязательное изучение нескольких языков... Правда, это начинание в конце концов провалилось, сейчас в школе учат только на немецком, а волшебники из других стран в десять лет поступают на языковые курсы. Но все остальные нововведения Врановича сработали просто отлично, и вражда в школе постепенно прекратилась.

В Европе в это время шла охота на ведьм, что тоже поспособствовало объединению. В конце концов, волшебникам в Дурмстранге стало все равно — немец ты или грек, православный или католик... Делиться стали на «нас» — волшебников, и «их» — маглов. Ну и избранные магией где-то посередине.[17]

— Замечательная история, — сказала Гермиона. — Но ты так и не объяснила, почему учишься в Дурмстранге, а не в Соловце?

— Что, правда? — Саша улыбнулась. — Извините, со мной такое бывает. Я начинаю рассказ от сотворения мира, и пока доберусь до сути, уже устаю. Давай в другой раз, ладно? В конце концов, впереди еще целый год.

[16] «Γονίδιομαγεία». Любознательные читатели могут сами попробовать перевести это слово с греческого.

[17] AU. В оригинале Малфой утверждает, что в Дурмстранге маглорожденных нет, но это означает, что либо существует еще минимум одна европейская школа, либо все маглорожденные идут в Шармбатон. У меня в фанфике в Дурмстранг принимают всех, кто родился в Германии и восточнее (кроме России, о чем будет сказано ниже), а в Шармбатон — всех, кто родился западнее Рейна.

Кубок огня стоял посреди холла на той же косоногой табуретке, на которой проходило распределение. На расстоянии примерно трех метров от него была проведена золотая черта, которая по идее должна была помешать бросить в Кубок свое имя тем, кто еще не доучился до четвертого курса. Братья Криви, попытавшиеся обмануть черту при помощи какого-то сомнительного зелья, сейчас сидели неподалеку, охотно демонстрируя всем желающим свои густые бороды. Рядом с ними, разглядывая себя в зеркальце, сидела Луна, у которой вместо бороды почему-то выросли гигантские остроконечные уши

— Мне идет? — спросила она у подошедшего Гарри.

— Ну в общем да... — не сдержал улыбку тот. — Но палочку из-за такого уха вытаскивать, наверное, не очень удобно.

— Да, я уже проверила, — Луна вздохнула. — А жаль... Что ни говори, но таких шикарных ушей больше ни у кого в школе нет. Ладно, пойду к мадам Помфри, пусть вернет мне обычные.

— Погоди, — остановил ее Гарри. — Ты не видела, кто из наших участвует?

— Братья Криви попытались, — ответила она. — Вон они сидят, хвастаются бородами. А вот Джинни почему-то расплакалась и сразу убежала... Остальные Уизли свои имена уже бросили, еще Ли Джордан, Анджелина Джонсон, Уоррингтон и Монтегю со Слизерина, и еще Малфой, и сестры Патил, а с нашего факультета — Седрик, и Чжоу Чанг с Когтеврана с ним заодно. И Элин тоже бросила.

Подумав о том, как будет здорово, если он попадет в команду вместе с Чжоу, Гарри быстро подошел к Кубку, достал из кармана записку со своим именем и бросил ее в синее пламя. Разумеется, сразу после этого в голову Гарри пришла мысль, что если Кубок выберет его вместо Чжоу — это будет настоящая катастрофа. А если выберет Чжоу вместо него...

Но было уже поздно. Сноп красных искр, вырвавшихся из Кубка, подтвердил, что имя принято и назад дороги нет.

— Garçon, вы закончить?

Увлекшись своими мыслями, Гарри не заметил, как в холл вошла делегация Шармбатона с самой мадам Максим во главе. «Маленьким мальчиком» его назвала высокая светловолосая девушка, та самая, которая накануне приковала внимание половины Большого зала. Встретившись с ней взглядом, Гарри вдруг на секунду ощутил острое желание показать пальцем на висящий вверху скелет василиска и сказать, что это он его победил (что было почти правдой). Потом он вспомнил, что недавно уже испытал такое же чувство — когда увидел на стадионе танцующих вейл. Кажется, Элин тогда сказала, что смогла защититься от их влияния...

Как рекомендовали учебники по окклюменции, он попробовал очистить разум и представить, что его голова окружена надежной железной стеной. К его собственному удивлению, это получилось — стена вышла как настоящая — черная, шершавая, с заклепками на стыках массивных плит, Гарри мог рассмотреть на ней мельчайшие выщербинки и потеки ржавчины...

Француженка явственно вздрогнула, и Гарри почувствовал, что охватившее его смятение постепенно исчезает.

— Mille pardons, — пробормотала она, слегка покраснев. — Я не делать... как это... специальный.

Кивнув, Гарри отошел в сторону и принялся наблюдать за тем, как шармбатонцы один за другим бросают записки в Кубок.

31 октября 1994 года

На следующий день Дамблдор успел сотню раз пожалеть, что поддался на уговоры сценаристов колдорадио, которые убедили его, что вечером в воскресенье аудитория слушателей будет слишком мала, и с точки зрения эфира лучшее время для объявления результатов — вечер понедельника.

На уроках царил настоящий бедлам, невзирая ни на какие старания учителей, ни один ученик не мог сосредоточиться на учебе. Из песочных часов всех факультетов исчезло, наверное, по сотне камней, но это никого не останавливало. Даже Гермиону в конце концов захватило общее безумие, и на уроке Макгонагалл она, позабыв на время об исключениях из закона Гампа, увлеченно обсуждала, кто войдет в команду Хогвартса и в чем будет заключаться первое испытание.

Чтобы хоть как-то убить невыносимо тянущееся время, после окончания занятий ребята оделись потеплее, вышли на улицу и направились к выстроенному рядом с хижиной лесничего загону, рядом с которым уже стояла Луна.

— Это гигантские альпийские пегасы, — объяснила она. — Красивые, правда? И такие интересные! Конечно, не такие интересные, как морщерогие кизляки, но тоже ничего. Вы знали, что их окрас зависит от корма? Сейчас они коричневые, потому что Хагрид поит их виски, но если дать им водку, они станут серыми, если пиво — золотыми, а джин сделает их фиолетовыми в крапинку.

— Настоящие красавцы!

Хагрид подошел к загону, сбросил с плеча ящик с виски и принялся опорожнять в поилку одну бутылку за другой. Пегасы повели носами и у некоторых из них из ноздрей вместе с паром вырвались искры.

— Видите? Это они проголодались, — сказал лесничий. — Я их повадки уже изучил. Вон тот — самый беспокойный, вечно остальных задирает, а эта через два года ожеребиться должна. Олимпия как узнала, так рада была, это ж первый случай будет, когда они в неволе...

— Олимпия? — подняла брови Элин.