Не только Гарри, казалось, большинство гриффиндорцев словно молнией поразило. Обретя способность замечать происходящее вокруг, Гарри не удивился, обнаружив, что за другими столами наблюдается та же картина. Только два младших курса не помнили, что устроила эта ведьма два года назад.
Произведенный эффект директор оставил без внимания и продолжал, как ни в чем не бывало.
— Она будет проверять, чем вы заняты в часы досуга, и возьмет на заметку тех, кто пропускает занятия и систематически не выполняет домашние задания.
После этой новости завтрак уже не мог считаться нормальным, особенно после того, как Амбридж показалась из-за букета и произнесла «всего лишь несколько слов о новой системе, одобренной Министерством». Гарри вдруг понял, как было чудесно, что он так долго не слушал звук ее голоска.
— Я не могу себе представить ничего ужаснее, — признался Рон, когда она закончила.
А Гарри, как ни абсурдно, почувствовал себя виноватым. Так вот что имел в виду Фадж, когда говорил ему, что примет меры! Нет, Гарри нисколько не жалел о вылазке и допросе Волдеморта с помощью признавалиума, но не ожидал, что, попавшись на пребывании вне замка, подвергнет всю школу такому наказанию. Амбридж восседала за учительским столом, отвратительно улыбаясь, и Гарри не сомневался, что она уже спланировала некоторые гадости в отношении его и его друзей. «В случае чего, напишу крестной матери и пожалуюсь», — вдруг пришло ему в голову. Конечно, Гарри сделал бы это только в самом безнадежном случае, но сознание того, что он не останется один на один с понятиями Амбридж о дисциплине, сразу подняло ему настроение.
Новшество произвело настоящий фурор. Школьники, особенно старших курсов, в большинстве своем мучились дурными предчувствиями. Это касалось не только членов Д.А. и друзей Малфоя, но всех, из чьей памяти не успел изгладиться далеко не светлый образ Амбридж.
— Неужели она опять станет запрещать нам собираться и все такое? — вопрошали третьекурсники.
Гарри не мог не удивляться тому, как она рискнула вернуться в «Хогвартс», после того, каким образом его покинула два года назад. С другой стороны, он помнил, насколько был поражен и разгневан, увидев ее на похоронах Дамблдора. Посовещавшись с друзьями, он только укрепился во мнении, что, если она все-таки здесь, то вряд ли будет долго скрывать свои намерения.
Гермиона, согласно традиции пообщавшись с Малфоем, сообщила, что он весьма подавлен новым назначением Амбридж.
— Он говорит, она непременно начнет всячески притеснять его, — рассказала Гермиона. — Это ее стиль — выставлять в дурном свете тех, кого не одобряет Министерство, показывая таким образом, какая она благонадежная. Малфой говорит, что хорошо изучил ее методы, когда был в инспекционной бригаде на пятом курсе.
— Какие ценные знания он там приобрел! — издевательски ухмыльнулся Рон.
На следующий же день, ближе к обеду, школу потрясла пикантная новость. Она внесла разнообразие в состояние тревожного ожидания, коим все были охвачены вот уже долгое время. Новость не имела отношения к войне, но, пожалуй, свидетельствовала о начале своеобразных боевых действий внутри «Хогвартса».
Ни Гарри, никто другой из ребят, с кем он общался, совершенно точно не были в учительской в тот поздний час, когда профессор Трелони появилась там. Но, тем не менее, всем было доподлинно известно, что случилось это около одиннадцати.
Итак, Сивилла Трелони снизошла до своих коллег поздним вечером. Причина, по которой там находился весь остальной учительский состав, заставила Гарри и компанию сморщить носы.
— Только появилась, а уже собирает совещания, да еще затягивает их допоздна, — возмутился Рон.
А дело было в том, что в свой первый день в должности помощника по воспитательной работе Долорес Амбридж успела еще до приезда учеников сделать в замке обход, с результатами которого сочла нужным поделиться подробно и обстоятельно. Профессор Трелони на это собрание, следуя своей потусторонней натуре, не пришла, а, возможно, ее не пригласили. Зная отношение Амбридж к прорицательнице, Гарри предполагал второе.
Итак, профессор Трелони своим появлением прервала совещание, которое к тому времени уже перестало быть монологом. Учителя высказывались довольно резко и находились не в лучшем расположении духа. Трелони вряд ли хотела угодить в бурю; остановившись на пороге, будучи объектом всеобщего внимания, она смущенно заговорила: