— Ну, хоть раз! — воскликнула Джинни. — Из самых лучших соображений. Мы же все желаем добра Гермионе, разве нет?
По мнению Гарри, Джинни снедало любопытство, во всяком случае, от ее уговоров складывалось именно такое впечатление. Гарри, с одной стороны, теперь лучше понимал, отчего Гермиона не пересказывает ей содержание своих прогулочных бесед; с другой, Гарри все-таки считал не совсем лишним знать об этом. Все-таки он временами следил по карте, чтобы к ним никто не подходил, но не обязан был следить и за собой.
— Я пойду сам, — твердо решил Гарри.
Он намеренно не стал назначать конкретное время, поскольку на самом деле к исполнению этой затеи душа у него не лежала. Прошло два дня, и он очень старался вести себя хорошо, ибо Амбридж была начеку.
Шляпу Малфой так и не вернул, заявив, что это рискованно. Гермиона, рассерженная его отказом, рассердилась еще больше, когда поздно вечером, после всех планов, как проучить слизеринцев, с ней связался Серый Кардинал и потребовал не делать глупостей. По словам Лаванды, Гермиона долго спорила с ним.
— Он утверждает, что в «Слизерине» есть возможность в случае чего все как следует спрятать, — объяснила староста девочек наутро. — Знаете, я ему еще все выскажу, но, если он знает, что делает, я готова потерпеть.
Словно в награду за это, пришло время для хороших новостей. Сообщение о том, что Фортескью освобожден, принес гриффиндорцам ни кто иной, как жутко гордый собой Кормак Маклаген. При виде его Гарри поначалу не поверил своим глазам. С недавних пор он стал появляться значительно реже и в башне, и даже в школе, и потом, до него могло дойти, что теперь слизеринцы несколько по-иному общаются с другими учениками. Но, если Маклаген и предполагал, что Драко Малфой не поленился раскрыть на него глаза своей невесте, то ничем не выдал своего беспокойства по этому поводу. Он лишь сообщил счастливую новость, а в конце добавил:
— Честно говоря, министр рвет и мечет из-за этого.
— Почему? — удивился Гарри. — Ведь это достижение в борьбе с Темным лордом!
— Все не так просто, — со значением произнес Маклаген. — Дело в том, что Флориана Фортескью обменяли на очень опасный черномагический предмет.
Секунду Гарри разрывался, сомневаясь, какая реакция на эти слова будет выглядеть естественнее: равнодушие или заинтересованность. Гермиона изобразила второе, и он последовал ее примеру.
— А почему «Пророк» об этом ничего не написал? — поинтересовалась Джинни.
— А «Пророк» не пишет о том, чего не знает! И то, что это будет, если на каждого заложника выменивать, нет, я вам даже не буду говорить, что! Твой братец, Уизли, так возмущался по этому поводу! — снисходительно поморщился Кормак, — Но что он может с этим сделать? Не обижайся, но ты же сам понимаешь, что он помешан на бумажках.
Рону очень хотелось бы возразить; но он ограничил свое возмущение тем, что покраснел до корней волос.
Должно быть, появление Маклагена здорово разозлило Джинни. После его ухода она долго ворчала, жалуясь, что они, как дураки, связаны благоразумием, и ничего не могут сделать. И, конечно, когда Гермиона отправилась на свидание, это показалось ей прямым руководством к действию.
— Гарри, я сама пойду, если ты так будешь сидеть и наблюдать, как мир катится к черту! — заявила она…
Когда Гарри, в мантии-невидимке, шествовал в направлении лестницы, ему пришло в голову, что ей удалось задеть его больное место. Мантию он выбрал потому, что она защищала от холода, а также из нежелания применять заклинание, ведь Амбридж в любой момент могла под благовидным предлогом проверить палочку.
Внутренний дворик оказался настоящим царством сквозняков. Гарри сразу увидел подругу в компании слизеринского недруга, кутающихся в мантии и прячущих подбородки в шарфах. Следовать за ними, держась на расстоянии нескольких шагов, было нетрудно, хотя, на удивление, довольно много ребят желали подышать свежим воздухом.
Малфой заговорил с Гермионой, лишь когда они отдалились на приличное расстояние от других гуляющих, так, чтобы их не могли услышать. Само их желание уйти за пределы досягаемости выглядело так естественно, что Гарри ревниво подобрался. Определенно, Виктор Крам рядом с Гермионой понравился бы ему больше.
— Ты написала родителям? — спросил Малфой. Несмотря на то, что голос его звучал ровно, Гарри показалось, в него заранее встроено неодобрение.