Малфой заговорил, обращаясь к кому-то в глубине комнаты.
— Я привел Поттера. А это вот, Поттер, и есть Серый Кардинал! — объявил он.
После этого Малфой не сводил глаз с лица Гарри, не скрывая, что ему любопытно, как отреагирует гриффиндорец на колдуна, сидящего за пустым столом в тусклом свете камина. И, надо признать, любопытствовал Драко не напрасно; Гарри действительно был потрясен. Даже при плохом освещении он не мог не узнать этого человека. В кресле, одетый, как всегда, в новую робу с эмблемой Министерства, в громоздких очках, с прямой осанкой сидел ни кто иной, как Перси Уизли.
— Спасибо, Малфой, ты можешь идти, — сказал он. Голос его был точно такой же, какой помнил Гарри.
После этого Драко уже не мог остаться. Даже по скрипу закрываемой им двери Гарри было ясно, как сильно слизеринец об этом сожалеет. Между тем Гарри оглядел комнату; она была маленькой, по меркам этого дома, но не меньше его спальни в доме на Бирючиновой аллее. Помимо стола и большого кресла за ним, которое занял Перси, и камина, там было еще два дивана вдоль стен, очень длинных, с миниатюрными подушечками.
— Проходи, — предложил Перси. В отличие от Гарри, он не был сбит с толку и, очевидно, не чувствовал никакой неловкости за то, что так долго не желал принять героя, заслужившего честь вступить в Орден, как никто другой. Теперь, зная, кто Кардинал, Гарри даже полагал, что заслужил это больше него, но казалось неразумным начинать разговор с претензий.
— Я хочу вступить в Орден, — в итоге сказал Гарри вместо приветствия. Он приблизился к столу и встал напротив.
— Разумеется, — нетерпеливо бросил Перси. — За этим ты и пришел, не так ли? Ты можешь вступить туда сегодня. Для этого тебе надо будет придти на собрание. Если захочешь, — Перси говорил совсем как староста, инструктирующий новичка. Гарри все еще не мог поверить, что перед ним — Серый Кардинал, когда Перси поднял голову и встретился с ним взглядом.
— Ты допускаешь, что я не захочу? — усмехнулся Гарри.
— Да, допускаю, — кивнул Перси. — Потому что прежде тебе нужно узнать факты, которые, возможно, изменят твое решение. Знаю, ты долго ждал этого, нет нужды убеждать меня, Гарри, — отмахнулся он.
— Я столько времени потерял из-за каких-то твоих соображений, — высказался Гарри. — И вообще, я… я думал, Шизоглаз возглавляет Орден, а он, оказывается…
Перси загадочно и грустно улыбнулся.
— Я думаю, ты провел это время наилучшим образом из всех возможных. Пусть ты сделал не так много, как рассчитывал, зато научился терпению. Это окажет неоценимую помощь, когда ты будешь допущен к действию. Недурно было бы тебе еще понять, что такое осторожность, Гарри, но я понимаю, не все сразу. И потом, я ведь когда-нибудь расскажу родителям правду. А если я стал бы рисковать тобой, маму бы это очень огорчило.
Такое признание обескураживало. А Перси вновь посерьезнел.
— Что касается Аластора Хмури… Да, боюсь, что, как ни дико, а Шизоглазу предстоит умереть не в сражении, а в своей постели, — казалось, Перси это искренне расстраивает.
— А твои родители? — потребовал Гарри. — Они что, совсем не знают?
— Нет, конечно, — отрезал Перси. Вспышка была такой внезапной, что Гарри попятился. — И я запрещаю тебе даже намекать им, слышишь? Не представляешь, какой опасности подвергаются родственники главы Ордена, — постепенно Перси успокаивался, но было совершенно очевидно, что к этому вопросу он относится самым трепетным образом.
— Значит, предпочитаешь быть предателем и неблагодарным сыном? — съязвил Гарри.
Перси развел руками, демонстрируя бесконечное терпение.
— Гермиона была со мной более деликатна, — сказал он. — Впрочем, я тебя понимаю. Знаешь… — он замялся, а когда их взгляды встретились, Гарри с удивлением обнаружил, что это чем-то похоже на Дамблдора. — Я должен рассказать тебе еще одно открытие Дамблдора, то, в чем он сам тебе открыться так и не решился. Дамблдор разгадал, как так получилось, что ты не погиб от прямого попадания Авады Кедавры.
Чувствовалось, что разговор принимает серьезный оборот. Кардинал умолк, и Гарри не посчитал нужным заговорить, спросить. Странно, но эта тема никогда по-настоящему не волновала его, пусть даже кому-то было странно, что он выжил. Гарри жил, и, пожалуй, его это устраивало, но лицо Перси было столь серьезно, даже трагично, что он невольно проникся тем, что ему сейчас откроют непростую тайну.