Впервые Гарри пожалел, что Малфой не производит впечатления человека с сильной волей. И тут, наконец, вызвали его.
Поднявшись с места, Гарри всем своим существом выражал полную готовность исполнить долг перед правосудием. Его даже не угнетало, что маги, как обычно, пялятся на него. Кресло с Малфоем все приближалось, и в тот момент, когда Гарри, наконец, встал лицом к залу, он вдруг понял, что не может подобрать слова.
«Только не это!» — в отчаянии подумал парень, цепляясь за обрывочную мысль, что о чистокровных предпочтениях Малфоя надо обязательно упомянуть. Его бросило в жар, потом в холод. В голове все перепуталось, он хотел сказать так много, но не знал даже, как начать. Из замешательства его вывел вопрос председателя.
— Как долго Вы, мистер Поттер, знакомы с обвиняемым?..
То, что его спрашивали, очень хорошо помогало. Гарри казалось, он достаточно кратко, при этом четко и ясно изложил Уизенгамоту, чем Драко занимался весь год.
— Это неправда, — тихо, но отчетливо произнесла мать Драко, едва он умолк, переводя дыхание.
— Мистер Поттер, Вы утверждаете, что обвиняемый в течение прошлого учебного года проводил довольно много времени и работал в помещении «Хогвартса», известном как «Комната необходимости»? — повторил, прерывая ее, Скримджер, но Нарцисса Малфой все же умудрилась довольно членораздельно проворчать:
— Как будто мой сын станет работать руками. Фи!
«Хороший ход», — со злостью подумал Гарри; он чувствовал, многие заседатели в это поверят. А министр между тем методично продолжал:
— Вы полагаете, именно мистер Малфой починил проход. Уизенгамоту ясно ваше мнение. Скажите, Вы видели его за этой работой?
— Нет, конечно, — с досадой выпалил Гарри. — Ведь Комната не впускала меня, пока там был Малфой.
— Я понимаю. Да. Итак, Вы подозревали Драко Малфоя и наблюдали за ним весь год, — продолжал министр в той же отвратительной методичной манере.
— Да, — признал Гарри, покосившись на Малфоя; тот в ответ покосился на него, и в выражении лица слизеринца было что-то странное, неадекватное ситуации. Он словно снисходительно усмехался: «Не старайся, Поттер. Все равно меня не возьмешь», и в этом почти не чувствовалось ненависти или гнева. Впрочем, притворяться на публику Драко всегда умел отлично, но Гарри не улавливал сейчас притворства, и оттого ему стало немного не по себе.
— Сколько раз Вы лично видели мистера Малфоя входящим в Комнату необходимости или покидающим ее, мистер Поттер? — прозвучал очередной вопрос министра.
У Гарри потемнело в глазах. Несколько секунд он боролся с собой, и, пожалуй, готов был и соврать, что великое множество раз, но его сомнения не ускользнули от внимания наблюдателей. В ушах зазвенел голос Гермионы: «Как ты можешь уподобляться этому хорьку?», и, скрепя сердце, Гарри признался, что ни разу не видел, чтоб Малфой туда заходил.
— Тогда, — пожелал узнать настырный министр, — на каком основании Вы утверждаете, что именно мистер Малфой выполнил указанные противозаконные действия?
— Да потому что… — запальчиво начал Гарри, и осекся. Он хотел сказать: «…его не было на карте», но момент для того, чтобы представить миру еще и карту мародеров, был определенно неподходящий. К тому же, он догадывался, что это не поможет ему доказать причастность Малфоя к преступлениям, сотворенным в Комнате необходимости.
— Я просто знаю, что это в его духе, — закончил он, прямо кожей сознавая, что увязает в глупом положении.
Члены Уизенгамота принялись переглядываться отнюдь не восторженно, а сидящие на скамьях зашептались. Министр сурово нахмурился, совсем как в тот день в саду Уизли, когда Гарри отказался сотрудничать с ним. Секунду Гарри надеялся, что кто-нибудь из Малфоев выразит торжество от его фиаско, но они, видя, что нет необходимости усиливать впечатление, благоразумно молчали оба.
Между тем председатель, неукоснительно исполняющий свой долг, принялся неспешно, солидно перебирать пергаменты, и откашлялся, прежде чем продолжить, благодаря чему тишина восстановилась сама собой.
— Тут, мистер Поттер, значится, что вы присутствовали при убийстве профессора Альбуса Дамблдора Северусом Снейпом. Вы утверждаете, что обвиняемый тоже там находился. Расскажите нам об этом.
Стиснув зубы, Гарри все же пересказал по новой всю сцену: как Дамблдор спрятал его за дверью, как Малфой примчался с намерением убить профессора, но так и не смог этого сделать, как Дамблдор уговаривал его перейти на сторону Ордена. О появлении Упивающихся смертью ему пришлось излагать подробно: кто за кем ворвался в башню, кто что сказал… Все это просто выматывало парня, кроме того, ему начало казаться, что министр допрашивает его об этом только затем, что не может отказать заседателям в удовольствии выслушать всю историю из первых рук.
Малфой остался непоколебим: он ничего не помнил, но не преминул высказать, что все, о чем рассказал Гарри — «просто ужасно». Но, во всяком случае, Гарри уже не чувствовал себя таким болваном. Показания Невилла, Рона, Гермионы, Билла и авроров подтверждали, что Драко вышел из башни в сопровождении Снейпа несколькими минутами ранее Гарри. Пока Билл рассказывал о том, как Грэйбек его покусал, с лица Малфоя не сходило вполне убедительное страдальческое выражение. Гарри едва сдерживался. Был момент, когда Гарри показалось, что ситуация сдвинулась с мертвой точки. Министр попросил Малфоя рассказать, чем же все-таки он занимался весь год, если не чинил переходящий шкаф, не планировал покушения на Дамблдора и не впускал в школу сторонников Волдеморта. Но со слов Драко выходило, что он, паршивец, «учился, и в общем-то не делал ничего такого особенного». Так же оценили ситуацию и Крэбб с Гойлом.
— Почему, как Вы предполагаете, Вы отправились в башню с Северусом Снейпом, мистер Малфой? — почти любезно осведомился министр.
— Но ведь он был наставником моего сына! — сокрушенно выдохнула миссис Малфой, и по ее щекам растекся яркий румянец.
От Гарри не укрылось, что мистер Уизли при этом покачал головой. Воспользовавшись тем, что Скримджер принялся разглагольствовать, что, действительно, Дамблдор крайне неосторожно выбирал сотрудников для работы в «Хогвартсе», и родители вправе быть этим недовольными, и все прочее, чего Гарри не хотел слушать, юноша взглядом спросил отца Рона, в чем дело.
— Неужели ты сам не видишь, Гарри? — выдал мистер Уизли. — Она ведь производит сильное впечатление на заседателей.
Придирчиво приглядевшись к сидящим на балконе магам, Гарри вынужден признать, что мистер Уизли, скорее всего, прав. Он был убежден, что, если бы мать Драко так же кривила нос и морщила губы, как на матче кубка мира по квиддичу, вряд ли все эти колдуны так охотно пялились бы на нее. Сам Гарри считал, что до конца жизни теперь возненавидит белобрысые патлы. Словно в насмешку, председатель между тем напомнил Драко, что свидетельство Гарри Поттера кое-чего стоит.
— Да он меня терпеть не может, это куча народу подтвердит, — выкрикнул в ответ Малфой, и добавил чуть менее внятно: — Как и я его. А Уизли с ним заодно, верный оруженосец!
— Довольно, юноша, — гаркнул на него министр. — Я думаю, самое время выслушать авторитетных преподавателей.
На свидетельское место вызвали профессора МакГонагол, и та, почти не разжимая губ, признала, что «между учениками Поттером и Малфоем действительно существовала неприязнь», объясняемая, с ее точки зрения, соперничеством колледжей и квиддичных команд. Лично она никогда не находила в этом ничего странного. Кроме того, профессор, разумеется, подтвердила, что Поттер с Уизли дружат с первого курса. Пока она, сдерживая негодование, уверяла уважаемое собрание, что «Поттер вполне адекватен и никогда не стал бы придумывать того, чего не видел», Гарри от души сожалел, что его завуч такая принципиальная и честная. «Ну что стоило сказать, что Малфой гад?! Это даже и не ложь», — искренне считал юноша.
От Слагхорна уважаемое собрание добилось признания в глубочайшем восторге от того, что ему выпала честь обучать знаменитого Гарри Поттера, ради чего он, собственно, и вернулся в школу, хотя по годам заслужил отдых. Малфой был им охарактеризован как «менее способный ученик», и если кому нужны были доказательства предвзятости почтенного зельевара, то его речь так и переливалась ими.