Решив не откладывать дело в долгий ящик, Поттер стал разбираться с почтой. Многие письма носили точно такой же характер, как и Громовещатель, иногда даже высказывались идеи вроде «когда ты перешёл на сторону Того — Кого-Нельзя — Называть?»… Грустно было видеть среди них письмо от Хагрида, который даже не мог гневаться, слишком уж добрым он был… Но почему даже он решил, что с Гарри что–то не так?.. А вот другую группу писем начинало письмо от Рона, которое было приложено к конверту, подписанному Люпином — сразу было ясно, что рыжему не хотели позволить отправить сообщение другу. Он писал, что не знает, как ему быть, но считает, что его друг не мог перейти на тёмную сторону. Заодно он пояснил причину столь долгого отсутствия почты — это в газетах всё спокойно, а на деле всю неделю после злополучного воскресенья Волдеморт пытался взять реванш, а потому весь Орден был занят; и Рону действительно мать запретила общаться с «этой змеёй паршивой»; повезло, что в школе был Люпин, а то Сычика отобрали… К слову, сам Люпин не был столь уверен в непричастности Гарри к применению тёмной магии, однако убедил Тонкс не принимать сторону Молли. В итоге парень решил обязательно пригласить бывшего учителя для разговора.
Было ещё несколько писем такого характера, но вот три письма резко выделялись на фоне остальных. Первое было от Билла и Флер. Не могло быть сомнений, что их посвятили в курс дела, тем более что в противном случае у них не было причин так долго ждать. Билл извинялся, что придумал пригласить Гарри на праздник, не обеспечив должной безопасности, а Флер в первую очередь хотела узнать, каково сейчас состояние Фламии. Пожалуй, она была единственной, кто вообще вспомнил о девушке, если не считать её свекрови. В их письме старательно избегалась тема убийства, однако не создавалось впечатления, что они хотели об этом просто забыть; но как иначе выразить поддержку в такой ситуации? Не писать же: «Ты правильно сделал, что расправился с этими подонками», в конце–то концов!
Второе необычное послание пришло от Грозного Глаза. Оно было довольно коротким: «Поттер! Я не знаю, что ты с собой сделал, да и не особо хочу знать; зная тебя, вряд ли от этого кто–то пострадал! Многие тебя осуждают, но я вот что скажу: на войне как на войне! Я был бы совсем не против иметь такого бойца как ты в своём отряде! Если ты не против, я дам тебе пару частных уроков! PS: неусыпная бдительность!»
Третье письмо, а скорее записка, пришло от Дамблдора: «Гарри, нам нужно поговорить. 3 часа дня.» Такого Гарри совсем не ожидал. Конечно, сложно делать выводы из пары строк, но всё–таки… Почему–то сразу чувствовалось, что разговор предстоит нелёгкий. И главной темой будет именно ТОТ поступок. Единственное, что обнадёживало парня, так это тот факт, что директор не относился (или по крайней мере тщательно скрывал это) к тем магам, которые судили о других по совершенно нелепым признакам. Судя по письмам из первой стопки, многие были недовольны вовсе не жестоким убийством (конечно, вряд ли они бы одобрили метание Авадами, но…), а именно тем, во что превращался Гарри. И их совершенно не беспокоило, что девушка могла умереть, не превратись он в это чудовище, да и ему–то на самом деле досталось, просто его это не волновало… А человек непривычный мог бы и ужаснуться. По всему телу были глубокие шрамы с ожогами, вернее, шесть тяжелых ран. Вот только беспокойство за Фламию заставило парня совершенно забыть об этом.
До трёх ещё оставалось несколько часов. Чтобы не терять время зря, Гарри ответил на письма Люпина и Грюма, попросив первого прийти на следующий день к полудню, а второго — ближе к вечеру. Затем Поттер решил принять подобающий вид перед приходом директора, тем более что он не собирался вновь находиться в положении слабой стороны, выслушивающей решения великого старца. А потому после похода в ванную, куда, к слову, он не заходил вот уж почти неделю — какое там мытьё, если даже есть его до сих пор Кикимер уговаривает, — Гарри решительно поработал над своим обликом. Он одел шёлковую рубашку изумрудного цвета, тёмно–зелёные брюки и чёрную мантию с серебристым отливом; ко всему этому он выбрал лакированные туфли из особой кожи дракона. При этом его ничуть не удивило, как домовик, который и обеспечил гардероб хозяина, смог так точно определить размеры. Затем настала очередь очков и причёски. Очки были приведены в приличный вид парой заклинаний, а вот волосы укротить как следует так и не удалось. Заглянув напоследок в спальню и в очередной раз проклянув своё бессилие, свою неспособность помочь любимой, он спустился в гостиную.
Директор был, как всегда, пунктуален. Когда часы заканчивали свой третий удар, Великий Волшебник появился в центре комнаты вместе со своим верным фениксом. Очевидно, таким образом он не только хотел сразу отмести вопрос об истинности своей личности, но и продемонстрировать, что ему по силам даже преодолеть этот барьер. Что сразу бросалось в глаза, так это обеспокоенный взгляд Альбуса Дамблдора; взгляд этот сразу не понравился Гарри.