И заторопилась по лестнице вниз.
Гарри прошел по темной лестничной площадке, нажал на дверную ручку, сделанную в виде змеиной головы, и открыл дверь.
Он только успел заметить мрачную, с высоким потолком, комнату, где стояли две кровати, как тут же раздался громкий взвизг, которому вторил еще более громкий вопль, и поле зрения было тут же ограничено копной чьих-то очень густых волос.
У него на шее повисла Гермиона и чуть не свалила на пол. Над головами взволнованно закружился совенок Рона — Свинстун.[30]
— ГАРРИ! Рон, он — здесь, Гарри здесь! Мы не слышали, как ты приехал! Ну как у тебя дела-то? Все нормально? Ты на нас рассердился? Держу пари, что рассердился, я понимаю, что от нас приходили такие дурацкие письма… Но мы ничего не могли тебе сказать, Дамблдор заставил нас поклясться, что мы не станем тебе ничего рассказывать, а нам, ой, нам так много нужно тебе рассказать, а ты должен рассказать нам о дементорах! Когда мы узнали… и про разбирательство в Министерстве… это так гадко, я посмотрела, они не имеют права тебя исключить, ну никак не могут, в Декрете о Разумном ограничении применения магии несовершеннолетними есть оговорка насчет применения магии в опасных для жизни ситуациях…
— Дай ему вздохнуть, Гермиона, — посмеиваясь, прервал ее Рон и закрыл за Гарри дверь.
За тот месяц, что они не виделись, Рон вроде бы еще на несколько дюймов подрос, стал долговязым и неуклюжим еще больше, чем раньше. Правда, длинный нос, ярко-рыжие волосы и веснушки остались прежними.
Гермиона с сияющим лицом, наконец, отпустила Гарри, но только собралась еще что-то сказать, как послышался легкий свистящий шорох, и с верха темного платяного шкафа Гарри на плечо спланировало что-то белое.
— Хедвига!
Гарри погладил ее по перьям, полярная сова щелкнула клювом у него над ухом и дружелюбно ущипнула.
— Она тут прямо извелась вся, — сообщил Рон, — когда принесла твои последние письма, заклевала нас до полусмерти, вот, смотри… — он продемонстрировал Гарри заживающий, но явно глубокий порез на указательном пальце правой руки.
— Да уж, — согласился Гарри. — Извини, но я так ждал от вас ответов…
— Приятель! Мы хотели ответить тебе! — воскликнул Рон. — Гермиона так беспокоилась, все говорила, что ты непременно наделаешь каких-нибудь глупостей, если тебя оставить без новостей, но Дамблдор нас заставил…
— …Поклясться ничего мне не рассказывать, — закончил Гарри. — Да, да, Гермиона уже сказала.
Вспыхнувшая было радость от встречи со своими лучшими друзьями, угасла, и Гарри стало неприятно. Внезапно, — несмотря на то острое желание встретиться с ними, которое не покидало его целый месяц, — ему захотелось, чтобы Рон и Гермиона сейчас оставили его в покое.
Повисло напряженное молчание. Гарри, не глядя на друзей, машинально гладил Хедвигу.
— Он, наверное, думал, что так будет лучше, — вздохнула Гермиона. — Я имею в виду — Дамблдор думал.
— Ну, разумеется, — бросил Гарри.
На ее руках он тоже заметил следы от клюва Хедвиги и поймал себя на том, что ничуть не сожалеет.
— Мне кажется, он решил, что с магглами тебе будет безопаснее… — начал Рон.
— Да? — Гарри поднял бровь. — А на когонибудь из вас этим летом нападали дементоры?
— Ну, нет… но он ведь на круглые сутки приставил к тебе людей из Ордена Феникса…
У Гарри внутри все оборвалось, словно он спускался по лестнице и, вдруг, под ногой исчезла ступенька. Значит, о том, что за ним наблюдают, знали все, кроме него…
— Выходит, люди-то со своими обязанностями не справились? — с трудом сдерживаясь, пробормотал он. — В итоге, пришлось мне самому о себе позаботиться…
— Он так рассердился… — с каким-то благоговейным ужасом отозвалась Гермиона, — Дамблдор… Мы его видели, когда он узнал, что Мундугус ушел с дежурства раньше времени. На него страшно было смотреть.
— По мне, так это здорово, что он ушел, — холодно заметил Гарри. — Если бы не ушел, мне бы не пришлось магию применять, и Дамблдор меня бы, наверное, до конца лета продержал на Прайвет-драйв.
— А тебя разве… тебя слушание в Министерстве Магии не волнует? — тихо спросила Гермиона.
— Не-а, — вызывающе соврал Гарри, отошел в другой угол комнаты с Хедвигой, уютно пристроившейся у него на плече, и стал осматриваться.
Вряд ли это помещение поднимет ему настроение. Здесь сыро и темно. Чистый холст в декорированной картинной раме — вот и все, что смягчает убогость облезлых стен. Когда Гарри проходил мимо холста, ему послышался чей-то смешок.