У Фаджа глаза совсем вылезли из орбит, челюсть отвисла, а дородное лицо под венчиком всклокоченных седин налилось кровью.
— Да я… да вы…
Дамблдор повернулся к нему спиной.
— Гарри, возьми портключ.
Гарри взялся за протянутую ему золотую голову статуи, меньше всего заботясь, куда и с какой целью он попадет.
— Увидимся через полчаса, — украдкой предупредил Дамблдор. — Раз… два… три…
Гарри ощутил знакомый рывок за самое нутро. Отполированный деревянный пол Атриума ушел из-под ног, Фадж с Дамблдором, и все остальные вместе с ними исчезли, и вихрь красок и звуков стремительно унес его прочь…
Глава 37. Утраченное Пророчество
Гарри приземлился на ноги, колени подогнулись, и голова золотого волшебника с грохотом покатилась по полу. Оглядевшись, он обнаружил, что оказался в кабинете Дамблдора.
Похоже, за время отсутствия Директора здесь все отремонтировалось само по себе. Изящные серебряные приборы как прежде стояли на тонконогих столиках, стрекотали и пускали клубы дыма. На полотнах, откинувшись в креслах или преклонив головы на рамы, дремали портреты директоров и директрис. Гарри посмотрел в окно. Над горизонтом светлела зеленоватая полоска: близился рассвет.
Тишина и покой, изредка нарушаемые лишь всхрапом или бормотанием какого-нибудь сонного портрета, для Гарри были невыносимы. Если бы то, что творилось у него внутри, отражалось снаружи, картины взвыли бы от боли. Он принялся вышагивать по живописному, умиротворенному кабинету, глубоко дыша и стараясь отвлечься. Но не тут то было… все впустую…
Сириус погиб из-за него. Именно из-за него. Если бы он не оказался таким глупцом и не клюнул на приманку Волдеморта, если бы не был так убежден, что виденное во сне — реальность, если бы послушал Гермиону и хотя бы допустил, что Волдеморт делает ставку на его «склонность изображать из себя героя»…
Это невыносимо, вот бы не вспоминать, ведь такое выдержать невозможно… в душе образовалась жуткая пустота, ощущать или измерять которую не хотелось; в том месте, где был Сириус, и куда он канул, зияла черная дыра; не хотелось оставаться наедине с этим безграничным, безмолвным вакуумом, выдержать это было невозможно…
Какая-то картина за его спиной всхрапнула раскатистей прежнего, и раздался невозмутимый голос:
— А… Гарри Поттер…
Финеас Нигеллус протяжно зевнул, потянулся и, прищурив проницательные глаза, уставился на Гарри.
— И что привело тебя сюда в такую рань? — наконец поинтересовался он. — Ведь доступ в кабинет должен быть запрещен для всех, кроме законного Директора школы. Или тебя сюда Дамблдор послал? Ох, только не говори мне… — с новым зевком он встрепенулся: — Что, очередное сообщение для моего никчемного праправнука?
Гарри промолчал. О том, что Сириус умер, Финеас Нигеллус не знал, а у Гарри рассказать — язык не поворачивался. Произнести это вслух — значит признать окончательно и бесповоротно.
На других портретах тоже началось шевеление. В ужасе от того, что сейчас начнется допрос, Гарри бросился к двери и вцепился в дверную ручку.
Дверь не шелохнулась. Его здесь заперли.
— Надеюсь, это значит, — заявил тучный красноносый маг со стены за креслом Дамблдора, — что скоро к нам вернется Дамблдор?
Гарри обернулся. Маг наблюдал за ним с неподдельным интересом. Гарри кивнул. Опять подергал дверную ручку у себя за спиной, но безуспешно.
— Ох, как славно, — обрадовался маг, — а то без него тут скучища, слов нет, какая.
Он поудобнее уселся в своем больше похожем на трон кресле, которое служило ему фоном, и благодушно заулыбался Гарри.
— А Дамблдор о тебе очень высокого мнения, да ты, небось, и сам знаешь, — с довольным видом заговорил он. — О, да, да. С превеликим уважением к тебе относится.
Тут же чувство вины, прочно поселившееся у Гарри в груди, словно какой-то чудовищный, тяжеловесный паразит, беспокойно зашевелилось. Гарри не мог этого выдержать, сам себе стал противен… Никогда еще собственное тело и голова не казались такой невыносимой западней, никогда так остро не мучило желание стать кем угодно, неважно кем…
Вспышка изумрудного пламени в пустом камине вынудила Гарри отскочить подальше от дверей и невольно приковала его взгляд к человеку, который волчком закружился за каминной решеткой. Когда в пламени проявилась высокая фигура Дамблдора, на соседних к камину стенах мгновенно проснулись портреты волшебников и ведьм, и со всех сторон понеслись приветственные восклицания.