Мы подошли к твоему третьему году. Я наблюдал издалека за тем как ты отражал дементоров, как ты нашел Сириуса, как ты узнал, кем он был, и спас его. Мог ли я рассказать тебе правду тогда, в тот момент, когда ты с торжеством выхватил своего крестного отца из челюстей Министерства? Но теперь, когда тебе исполнилось тринадцать лет, поводы для молчания начали иссякать. Возможно, ты и был модод, но доказал, что являешься исключением. Я был в тревоге, Гарри. Я знал, что этот момент наступит скоро… Но ты вышел из лабиринта в прошлом году, увидев смерть Седрика Диггори, едва-едва сам избежав гибели, и я не рассказал тебе, хотя знал, что теперь, когда Волдеморт вернулся, я должен сделать это как можно скорее. А сегодня ночью я понял, что ты был готов узнать правду уже давно, что я оберегал тебя слишком долго, ты доказал, что мог принять это бремя раньше. Мое единственное оправдание в том, что, наблюдая, как ты несешь бремя, уже большее, чем любой другой ученик когда-либо посещавший эту школу, я не мог возложить на тебя дополнительный груз, к тому же самый тяжкий.
Гарри подождал, но Дамблдор молчал.
— Я все еще не понимаю…
— Волдеморт пытался убить тебя ребенком из-за пророчества, сделанного незадолго до твоего рождения. Ему было известно о пророчестве, но не знал его полного содержания. Он пытался убить тебя, когда ты был ребенком, веря, что исполняет его. Он обнаружил, на свою беду, что ошибся, когда проклятие, призванное убить тебя, обратилось против него самого. И поэтому, с тех пор как он вернул себе тело, и особенно после твоего чудесного спасения от него в прошлом году, он стремился услышать пророчество полностью. Оружие, которое он искал столь усердно со времен своего возвращения, — это знание того, как уничтожить тебя.
Солнце полностью взошло: кабинет Дамблдора купался в его лучах. Стеклянный ларец, в котором лежал меч Годрика Гриффиндора, светился матовой белизной, куски приборов, которые Гарри сбросил на пол, блестели, как капли дождя, а позади него птенец Фоукс в своем гнезде из пепла издал нежное чириканье.
— Пророчество разбилось, — бесцветным голосом произнес Гарри. — Я тащил Невилла вверх по скамьям в том… в той комнате со сводчатой аркой…и порвал ему мантию, и оно упало…
— Разбившаяся вещь была просто записью пророчества, хранимой Отделом Тайн. Но само пророчество было сказано одному человеку и этот человек отлично может его повторить.
— Кто его слышал? — спросил Гарри, подумав, что уже знает ответ.
— Я, — ответил Дамблдор. — Однажды сырой и холодной ночью шестнадцать лет назад в комнате над баром в гостинице "Кабанья голова". Я пошел туда, чтобы увидеться с претенденткой на должность преподавателя Прорицания, хотя это и противоречило моему убеждению, что Прорицание не следует преподавать вообще. Впрочем, претендентом была праправнучка очень известного и очень одаренного провидца, и я подумал, что следует встретиться с ней просто из вежливости. Я разочаровался. Мне показалась, что у нее самой нет и намека на дар. Я сказал ей, надеюсь вежливо, что не считаю её подходящей для этой должности и развернулся, чтобы уйти.
Дамблдор поднялся на ноги и прошел мимо Гарри к черному шкафчику за насестом Фоукса. Он наклонился и, выпрямившись, достал оттуда неглубокую каменную раковину с рунической резьбой по краям, в которой Гарри не так давно увидел своего отца, мучающего Снейпа. Дамблдор вернулся к столу, поставил на него думоотвод и поднес палочку к собственному виску. Затем он извлек оттуда серебристые, похожие на паутину, налипшую на палочку, мысли и поместил их в раковину. Он снова сел за стол, и какое-то время наблюдал, как текут и вращаются в раковине его мысли. После, вздохнув, он поднял палочку и прикоснулся ее кончиком к серебристому веществу. Из него выросла закутанная в шаль фигура, с неестественно увеличенными из-за очков глазами, и начала медленно вращаться, причем ее ноги оставались в раковине. А затем Сибилла Трелани заговорила, не своим обычным неземным, мистическим голосом, а голосом резким и хриплым, который Гарри однажды уже слышал от неё: "Тот, в чьей власти победить Тёмного лорда, скоро придет… родится у тех, кто трижды выстоял против него, родится на исходе седьмого месяца… и Тёмный лорд отметит его как равного, но у него будет сила, неведомая Тёмному Лорду… и кто-то из них примет смерть от другого, не жить одному, если выжил второй… Тот, в чьей власти победить Тёмного лорда, родится на исходе седьмого месяца…"
Медленно вращаясь, профессор Трелани погрузилась в серебряную массу и исчезла. В кабинете стояла абсолютная тишина. Ни Дамблдор, ни Гарри, ни один из портретов не произнес ни звука. Даже Фоукс затих.
— Профессор Дамблдор? — очень тихо обратился Гарри к Дамблдору, все еще глядящему на думоотвод, погрузившись в свои мысли.
— Это… это означало… что это означало?
— Это означало, — сказал Дамблдор, — что единственный человек, у кого есть шанс навсегда победить Лорда Волдеморта, был рожден в конце июля, почти шестнадцать лет назад. Этот мальчик должен был родиться у родителей, которые уже трижды бросали вызов Волдеморту.
Гарри почуствовал: вот сейчас он поймет… Ему опять стало трудно дышать.
— Значит, это я?
Дамблдор мгновение рассматривал его сквозь стекла очков.
— Странность в том, Гарри, — мягко произнес он, — что речь, возможно, шла вовсе не о тебе. Пророчество Сибиллы подходило для двух мальчиков-магов, которые оба были рождены в конце июля того года, родители обоих состояли в Ордене Феникса, и обе супружеские пары трижды едва спаслись от Волдеморта. Одним, конечно, был ты. Другим был Невилл Лонгботтом.
— Но тогда… тогда почему на пророчестве стояло мое имя, а не Невилла?
— После того, как на тебя, младенца, напал Волдеморт, на пророчество нанесли новую надпись, — сказал Дамблдор. — Хранителю Зала Пророчеств казалось очевидным, что Волдеморт попытался убить тебя только потому, что знал — ты один из тех, о ком говорила Сибилла.
— Тогда… им могу быть и не я? — сказал Гарри.
— Боюсь, — произнес Дамблдор медленно, так, как будто каждое слово стоило ему больших усилий, — боюсь, что теперь нет никаких сомнений в том, что это ты.
— Но вы сказали, что Невилл тоже родился в конце июля, и его мама с папой…
— Ты забываешь про другую часть пророчества об отличительном знаке мальчика, который может победить Волдеморта… Волдеморт "сам пометит его как равного себе". И он это сделал, Гарри. Он выбрал тебя, а не Невилла. Он дал тебе шрам, что подтвердило и благословение, и проклятие.
— Но он мог выбрать неправильно! — произнес Гарри. — Он мог отметить не того человека!
— Он выбрал мальчика, который, как он думал, является для него наиболее вероятной опасностью, — ответил Дамблдор. — И обрати внимание, Гарри: он выбрал не чистокровного мага (а согласно его кредо, это единственный вид волшебника, имеющий право на существование и получение знаний), а полукровку, подобного себе. Он увидел себя в тебе раньше, чем встретился с тобой, и, пометив тебя этим шрамом, не убил тебя, как рассчитывал, а передал тебе силы и будущее, которые позволяли тебе не раз спастись от него. Но сделать это четыре раза… такого не удалось ни твоим родителям, ни родителям Невилла.
— Почему же он тогда это сделал? — спросил Гарри, чувствуя оцепенение и холод. — Почему он попробовал убить меня младенцем? Ему надо было подождать пока мы станем старше, чтобы увидеть кто из нас, Невилл или я, окажется опаснее и постараться затем убить именно его.