Вот опять они вернулись к слушанию, а Гарри не хотел о нём вспоминать. Он задумался, как бы переменить тему, но был избавлен от необходимости что-то изобретать, потому что в это время на лестнице послышались шаги. Кто-то поднимался наверх.
— Ой-ёй.
Фред с силой дёрнул к себе подслуши. Раздался громкий хлопок, и они с Джорджем испарились. Пару секунд спустя на пороге появилась миссис Уэсли.
— Собрание закончилось, пойдёмте ужинать. Гарри, все просто сгорают от желания тебя увидеть. Кстати, кто это набросал перед кухней навозных бомб?
— Косолапсус, — не краснея, соврала Джинни. — Он так любит с ними играть.
— А, — сказала миссис Уэсли, — я подумала, может, Шкверчок, он всё время что-то чудит. Так. Не забудьте, что в холле нельзя громко разговаривать. Джинни, какие у тебя грязные руки! Что ты только с ними делала? Будь добра, вымой их перед ужином как следует.
Джинни, незаметно для миссис Уэсли, скорчила рожицу и, следом за матерью, вышла из комнаты. Гарри остался наедине с Роном и Гермионой. Оба глядели на него с опаской, точно опасаясь, что теперь, когда все ушли, он опять раскричится. При виде их испуганных лиц Гарри стало немного стыдно.
— Слушайте... — пробормотал он, но Рон затряс головой, а Гермиона тихо сказала: — Мы знали, что ты будешь сердиться, Гарри, и мы на тебя не обижаемся, но только ты должен понять, что мы пытались переубедить Думбльдора...
— Да, я понял, — коротко ответил Гарри.
Он стал лихорадочно искать тему, которая не затрагивала бы директора их школы, потому что при одной мысли о нём душа Гарри начинала гореть от злости.
— Кто такой Шкверчок? — спросил он.
— Здешний домовый эльф, — ответил Рон. — Придурок. Никогда такого не встречал.
Гермиона нахмурилась.
— Никакой он не придурок, Рон.
— А кто же он, если цель всей его жизни — чтобы ему, так же, как его мамаше, отрезали голову и прилепили её на тарелку над лестницей? — раздражённо бросил Рон. — Это что, нормально?
— Ну... Да, он немного странный, но он в этом не виноват.
Рон, повернувшись к Гарри, выкатил глаза:
— Так. ПУКНИ. Давно не слышали.
— Сам ты ПУКНИ! — взвилась Гермиона. — Сколько говорить: П. У. К. Н. И.! Против угнетения колдовских народов-изгоев! Девиз фронта освобождения домовых эльфов! И потом не только я, Думбльдор тоже говорит, что мы должны быть терпеливы со Шкверчком.
— Да, да, — без интереса согласился Рон. — Пошли, я умираю от голода.
Он первым вышел за дверь, но, раньше, чем они начали спускаться...
— Замри! — выдохнул Рон, выбрасывая руку в сторону, чтобы задержать Гарри и Гермиону. — Они ещё в холле, давайте послушаем.
Все трое осторожно перегнулись через перила. В тёмном холле толпилось множество колдунов и ведьм, среди которых был и весь авангард. Все возбуждённо о чём-то шептались. В самом центре Гарри заметил чёрную голову с сальными волосами и выступающим вперёд носом. Это был самый нелюбимый его учитель, профессор Злей. Гарри сильнее перегнулся через перила. Ему было очень интересно, чем занимается Злей в Ордене Феникса...
И тут, прямо перед носом у Гарри, вниз поползла телесного цвета верёвка. Подняв глаза, он увидел на площадке верхнего этажа близнецов, осторожно спускающих подслуши к тесной толпе колдунов. К сожалению, через секунду толпа двинулась к выходу и скрылась из виду.
— Блин, — донёсся до Гарри шёпот Фреда, вздёрнувшего подслуши обратно.
Внизу открылась и закрылась дверь.
— Злей никогда не остаётся ужинать, — тихо поведал Гарри Рон. — И слава богу. Пошли.
— Гарри, не забудь, что в холле нужно приглушать голос, — шёпотом напомнила Гермиона.
Они прошли мимо голов домовых эльфов и увидели у входной двери Люпина, миссис Уэсли и Бомс, волшебными палочками запиравших многочисленные замки и засовы.
— Мы ужинаем на кухне, — прошептала миссис Уэсли, встречая ребят у подножья лестницы. — Гарри, детка, пройди, пожалуйста, на цыпочках, вон к той двери...
БУМ-М!
— Бомс! — в отчаянии всплеснула руками миссис Уэсли, оборачиваясь назад.
— Простите! — застонала Бомс, лежавшая на полу. — Дурацкая подставка! Второй раз об неё спотыкаюсь...
Но всё прочее, что она собиралась сказать, потонуло в невероятном, леденящем кровь, ужасающем вое.
Проеденные молью портьеры, мимо которых Гарри проходил раньше, распахнулись, но за ними оказалась не дверь. В первую секунду Гарри подумал, что за ними окно — окно, из которого высовывается старуха в чёрном чепце и орёт, орёт, так, как будто её пытают — но потом он осознал, что это всего-навсего портрет в натуральную величину, самый живой и самый неприятный портрет из всех, которые он когда-либо видел.
Изо рта старухи капала слюна, глаза закатились, желтоватая кожа натянулась от крика, разбудившего все остальные портреты в холле. Проснувшись, они принялись орать так, что Гарри пришлось зажмуриться и зажать уши руками.
Люпин с миссис Уэсли кинулись и попытались задёрнуть портьеры, но те не хотели закрываться, и старуха вопила всё громче. Она потрясала руками и царапала острыми когтями воздух, словно желая выцарапать глаза всем вокруг.
— Грязь! Гнусность! Порождение мерзости и скверны! Прочь, полукровки, мутанты, полоумные! Как вы осмелились осквернить порог дома моих отцов...
Бомс, тащившая на место тяжеленную троллиную ногу, бесконечно извинялась; миссис Уэсли оставила попытки задёрнуть портьеры и бегала по холлу, утихомиривая волшебной палочкой другие портреты; а в конце холла вдруг распахнулась дверь и из неё стремительным шагом вышел мужчина с длинными чёрными волосами.