— Значит... когда я вчера спросил у Шкверчка, дома ли Сириус...
— Малфои — разумеется, по приказу Вольдеморта — велели эльфу найти способ не подпускать Сириуса к камину после того, как у тебя будет видение, чтобы, если ты решишь проверить, дома ли он, Шкверчок мог бы сделать вид, что нет. Вчера Шкверчок ранил Конькура — Сириусу пришлось ухаживать за ним, и когда ты появился в камине, он был наверху.
В лёгких Гарри почти не осталось воздуха; он дышал часто, прерывисто.
— Шкверчок рассказывал об этом... и смеялся? — прохрипел он.
— Он не хотел говорить, — ответил Думбльдор. — Но я довольно неплохой легалиментор и знаю, когда мне лгут. И, прежде чем отправиться в департамент тайн, я... убедил его всё рассказать.
— А Гермиона, — прошептал Гарри, и его холодные руки, лежавшие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки, — всё твердила, чтобы мы были с ним повежливее...
— И была права, Гарри, — сказал Думбльдор. — Когда мы решили организовать штаб-квартиру в доме Сириуса, я предупреждал его, что к Шкверчку следует относиться с уважением. Я также предупредил, что Шкверчок может оказаться опасен для нас. Однако, Сириус не прислушался к моим словам, он не верил, что чувства Шкверчка могут быть столь же сильны, как и человеческие...
— Не смейте... говорить... о Сириусе... в таком... тоне... — дыхание Гарри прерывалось, и он не мог нормально говорить, но утихнувший было гнев вспыхнул вновь: он не позволит критиковать Сириуса. — Шкверчок... лживая... скотина... он заслуживает...
— Гарри, Шкверчок таков, каким его сделали колдуны, — отвечал Думбльдор. — И он так же достоин жалости, как и твой друг Добби. Шкверчку приходилось исполнять приказания Сириуса, последнего члена семьи, которой эльф служил. Но он не был по-настоящему предан Сириусу. Каковы бы ни были недостатки Шкверчка, нельзя не признать, что Сириус не пытался облегчить ему жизнь...
— НЕ СМЕЙТЕ ТАК ГОВОРИТЬ О СИРИУСЕ! — заорал Гарри.
Он вскочил, готовый броситься на Думбльдора — как можно до такой степени не понимать Сириуса! Он был очень храбрый и так страдал...
— А Злей? — в ярости выпалил Гарри. — О нём забыли? Когда я сказал, что Сириус у Вольдеморта, он только усмехнулся мне в лицо... как всегда, впрочем...
— Гарри, ты прекрасно знаешь, что при Долорес Кхембридж профессор Злей не мог вести себя иначе, — веско сказал Думбльдор, — однако, как я уже говорил, он сразу передал твоё сообщение членам Ордена. Кроме того, когда ты не вернулся из леса, именно он догадался, куда ты мог отправиться. И именно он дал профессору Кхембридж фальшивый признавалиум, когда она хотела заставить тебя выдать местонахождение Сириуса.
Гарри не слушал. Ему доставляло зверское наслаждение обвинять Злея — казалось, так он снимает с себя часть вины, поэтому Думбльдор обязан был с ним соглашаться.
— Злей... Злей... издевался над Сириусом за то, что он сидит дома... выставил его трусом...
— Сириус был достаточно взрослым и умным, чтобы не обращать внимания на глупые выходки, — заметил Думбльдор.
— Злей отказался давать мне уроки окклуменции! — зарычал Гарри. — Он выкинул меня из своего кабинета!
— Знаю, — тяжко вздохнул Думбльдор. — С моей стороны было большой ошибкой, что я не стал учить тебя сам... хотя в тот момент был уверен: нет ничего опаснее, чем открывать твоё сознание Вольдеморту в моём присутствии...
— Злей всё только ухудшил, после уроков шрам болел намного сильнее... — Гарри вспомнил, что думал по этому поводу Рон, и продолжал: — может, он как раз и хотел, чтобы Вольдеморту было легче проникнуть в моё...
— Я доверяю Злодеусу Злею, — отрезал Думбльдор. — Но я забыл — и это ещё одна ошибка старого человека — что некоторые раны слишком глубоки и не могут затянуться. Я полагал, что профессор Злей забыл свои обиды на твоего отца.... Я ошибся.
— Но это нормально, да? — заорал Гарри, не обращая внимания на возмущённые лица и неодобрительное бормотание портретов. — Злею можно ненавидеть моего отца, зато Сириусу нельзя ненавидеть Шкверчка?
— Сириус не ненавидел Шкверчка, — ровным голосом отозвался Думбльдор. — Он не удостаивал его внимания. Равнодушие, пренебрежение могут оскорбить больше, чем откровенная неприязнь... Фонтан, разрушенный сегодня ночью, был построен на лжи. Мы, колдуны, слишком долго обижали тех, кто живёт рядом с нами, плохо обращались с ними, и теперь должны пожинать плоды.
— ЗНАЧИТ, СИРИУС ПОЛУЧИЛ ПО ЗАСЛУГАМ, ДА? — истошно завопил Гарри.
— Этого я не говорил и не скажу никогда, — негромко ответил Думбльдор. — Сириус не был жесток, он хорошо относился к домовым эльфам вообще. Но он не любил Шкверчка, как живое напоминание об отчем доме, который ненавидел.
— Да, ненавидел! — надтреснуто воскликнул Гарри, развернулся и зашагал по комнате. Солнце ярко заливало всё вокруг. Портреты внимательно следили за Гарри, который расхаживал по кабинету, ничего не видя перед собой. — Вы заперли его в ненавистном доме, вот почему он вчера с такой радостью ушёл оттуда...
— Я хотел сохранить ему жизнь, — сказал Думбльдор.
— Людям не нравится, когда их запирают! — яростно повернулся к нему Гарри. — Прошлым летом вы так же поступили и со мной ...
Думбльдор закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Но этот нехарактерный для него жест, в котором так ясно выразилась предельная усталость, или печаль, или что-то подобное, не смягчил Гарри. Наоборот, теперь, когда Думбльдор выказал свою слабость, возмущение Гарри только усилилось. Нечего быть таким жалким, когда Гарри хочется злиться и кричать.
Думбльдор убрал руки от лица и посмотрел на Гарри сквозь свои необычные очки.
— Пришло время, Гарри, — произнёс он, — рассказать тебе то, что я должен был рассказать ещё пять лет назад. Пожалуйста, сядь. Я расскажу всё. И прошу только об одном — проявить терпение. Ты ещё сможешь выразить свой гнев — сделать всё что захочешь — когда я закончу. Я не стану тебя останавливать.