Медленно вращавшаяся Трелани тихо опустилась и растворилась в клубящемся веществе.
В кабинете стояло гробовое молчание. Ни профессор Думбльдор, ни Гарри, ни портреты не издавали ни звука. Даже Янгус затих.
— Профессор Думбльдор? — еле слышно позвал Гарри: Думбльдор, не отрывая глаз от дубльдума, погрузился в глубокие раздумья. — Это... это значит... что это значит?
— Это значит, — ответил Думбльдор, — что примерно шестнадцать лет назад, в конце июля, родился некто, у кого есть шанс убить лорда Вольдеморта. А до этого родители мальчика трижды бросали Вольдеморту вызов.
Гарри показалось, что над его головой вот-вот сомкнётся чёрная пучина. Снова стало трудно дышать.
— То есть, это... я?
Думбльдор внимательно посмотрел на него сквозь очки.
— Знаешь, что странно, Гарри, — очень тихо заговорил он. — Пророчество Сибиллы могло касаться вовсе не тебя. В том году в конце июля родилось двое детей. Родители обоих были членами Ордена Феникса, причём и те и другие трижды чудом избежали гибели от рук Вольдеморта. Один из мальчиков, разумеется, ты. Второй — Невилль Длиннопопп.
— Но тогда... почему на пророчестве моё имя, а не Невилля?
— Официальная запись была изменена примерно через год после нападения на тебя Вольдеморта, — пояснил Думбльдор. — Хранителю Зала Пророчеств дело показалось очевидным. Он был уверен: Вольдеморт хотел убить именно тебя, потому что твёрдо знал, о ком говорится в пророчестве.
— То есть... это могу быть и не я? — спросил Гарри.
— Боюсь, теперь уже нет сомнений, что это ты, — проговорил Думбльдор. Было видно, что каждое слово даётся ему с огромным трудом.
— Но вы сказали... Невилль тоже родился в конце июля... и его мама с папой...
— Ты забываешь о второй части пророчества... То, что Вольдеморт сам отметит этого мальчика как равного себе. Он это сделал, Гарри. Он выбрал тебя, а не Невилля, и отметил шрамом, который стал и твоим благословением, и твоим проклятием.
— Но он мог выбрать не того! — воскликнул Гарри. — Отметить неправильно!
— Он выбрал ребёнка, который, по его мнению, представлял большую опасность, — сказал Думбльдор. — Кстати, заметь: он выбрал не чистокровного колдуна — а только такие, в соответствии с его воззрениями, достойны существовать в нашем мире. Вольдеморт выбрал полукровку, такого же, как он сам. Ещё не зная тебя, он видел в тебе себя. Но не убил, как хотел, а лишь отметил шрамом, подарил тебе силу, будущее. И ты не один, а уже четыре раза ускользал от него — это не удалось ни твоим родителям, ни родителям Невилля.
— Но зачем он это сделал? — спросил Гарри. Всё его тело онемело, заледенело. — Зачем было пытаться убить меня тогда? Надо было подождать, когда мы с Невиллем станем постарше, и посмотреть, кто окажется более опасным, его и убить...
— Пожалуй, с практической точки зрения это было бы разумнее, — согласился Думбльдор, — но Вольдеморт не всё знал о пророчестве. В гостинице при «Башке борова», которую Сибилла Трелани выбрала из-за дешевизны, всегда проживала более, скажем так, занятная клиентура, чем в «Трёх метлах». В чём ты и твои друзья, да и я сам тоже, убедились ценою больших неприятностей. Я, разумеется, знал, что это не место для приватной беседы. Но, назначая там встречу с Сибиллой Трелани, я никак не предполагал, что услышу нечто достойное постороннего внимания. Моей — нашей — единственной удачей было то, что подслушивающего обнаружили в самом начале пророчества и вышвырнули вон из гостиницы.
— Так что он слышал только...?
— Начало, ту часть, где предсказывается рождение мальчика в конце июля и то, что его родители трижды бросали вызов Вольдеморту. Таким образом, Вольдеморт не мог знать, что, попытавшись убить тебя, рискует передать тебе свою силу, отметить как равного. Поэтому ему не пришло в голову, что, возможно, следует подождать и выяснить побольше. Он не знал, что ты будешь обладать силой, о которой ему неведомо...
— Но я ей не обладаю! — сдавленно закричал Гарри. — У меня нет ничего такого, чего не было бы у него, я не умею сражаться так, как он сегодня, не могу завладевать людьми, не могу... убивать...
— В департаменте тайн есть комната, — перебил Думбльдор, — её всегда держат закрытой. Там хранится некая сила, более чудесная и одновременно более страшная, чем смерть, человеческий интеллект или природные стихии. Это, вероятно, самое загадочное из того, что там изучают. Сила, которая хранится в той комнате и которая дана тебе в таком количестве, совершенно неподвластна Вольдеморту. Эта сила заставила тебя броситься на помощь Сириусу. Она же не дала Вольдеморту завладеть тобой — в тебе так много того, что он презирает. В конечном итоге, оказалось неважно, что ты не умеешь блокировать сознание. Тебя спасло твоё сердце.
Гарри закрыл глаза. Если бы он не бросился спасать Сириуса, тот был бы жив... И, больше для того, чтобы не думать о Сириусе, Гарри спросил, не слишком интересуясь ответом:
— А в конце пророчества... там что-то такое... выжить в схватке...
— ...суждено лишь одному, — сказал Думбльдор.
— То есть, — произнёс Гарри, страшась своих слов и постепенно погружаясь в пучину отчаяния, — это означает, что... один из нас... в конце концов... должен убить другого?
— Да, — кивнул Думбльдор.
Долгое время они молчали. Откуда-то далеко, из-за стен кабинета, доносился шум голосов — видимо, школьники уже шли в Большой зал на завтрак. Поразительно, что в мире остались люди, которые хотят есть, смеются, которые не знают и не переживают, что Сириус Блэк навсегда ушёл из этого мира. Частью сознания Гарри ещё верил: отдёрни он завесу, и навстречу шагнул бы Сириус со своим обычным, похожим на лай, смешком... Но, несмотря на это, Сириус уже был чем-то очень-очень далёким...