— Это не я, — твёрдо сказал Гарри.
Рядом с широкой багровой физиономией дяди Вернона появилось худое лошадиное лицо тёти Петунии. Вид у неё был страшно недовольный.
— Зачем вообще ты тут шныряешь?
— Да… Да! Правильно, Петуния! Что ты делал под окном, парень?
— Слушал новости, — безропотно признался Гарри.
Дядя и тётя обменялись возмущёнными взглядами.
— Слушал новости? Опять?!
— Они вообще-то каждый день новые, — сказал Гарри.
— Ты мне не умничай! Я хочу знать, что ты на самом деле затеваешь — и нечего мне мозги полоскать! «Слушаю новости»! Тебе прекрасно известно, что про вашу братию…
— Тише, Вернон! — еле слышно выдохнула тётя Петуния. Дядя Вернон понизил голос и докончил так тихо, что Гарри с трудом его расслышал: —…что вашу братию не показывают по нашему телевидению!
— Это вы так думаете, — сказал Гарри.
Несколько секунд дядя Вернон молча таращил на него глаза, а потом тётя Петуния решительно произнесла:
— Мерзкий лгунишка. Что же тогда делают все эти ваши, — тут она тоже понизила голос, и дальнейшее Гарри смог лишь прочитать по губам: — совы, как не приносят вам новости?
— Да-да! — победно зашептал дядя Вернон. — Не пудри нам мозги, парень! Как будто мы не знаем, что свои новости ты получаешь от этих отвратных птиц!
Гарри молчал в нерешительности. Сказать правду было не так-то легко, несмотря на то, что дядя и тётя не могли знать, как больно ему в этом признаваться.
— Совы… больше не приносят мне новости, — выговорил он без выражения.
— Не верю, — тут же сказала тётя Петуния.
— И я не верю, — горячо поддержал её дядя Вернон.
— Мы знаем, что ты затеял что-то нехорошее, — сказала тётя Петуния.
— Мы, знаешь ли, не идиоты, — заявил дядя Вернон.
— Вот это для меня уже новость, — огрызнулся Гарри, в душе которого стремительно нарастало непреодолимое раздражение. Прежде чем Дурслеи успели что-то сказать, он круто развернулся, пересёк лужайку перед домом, переступил через низкую ограду и зашагал по улице.
Он знал, что нажил себе неприятности. Позднее ему придётся предстать перед родственниками и поплатиться за свою грубость, но пока его это не волновало; ему было о чём беспокоиться.
Он почти не сомневался, что громкий хлопок раздался оттого, что кто-то аппарировал на Бирючиновую аллею или, наоборот, дезаппарировал с неё. Точно с таким же звуком растворялся в воздухе домовый эльф Добби. Возможно ли, чтобы Добби был сейчас здесь? Вдруг в эту самую минуту эльф идёт за ним по пятам? Гарри круто обернулся и уставился назад, но Бирючиновая аллея была совершенно пуста, а Гарри точно знал, что Добби не умеет становиться невидимым.
Он шёл, не выбирая дороги — он столько раз за последнее время бродил по этим улицам, что ноги сами несли его излюбленными маршрутами. Каждые несколько шагов он оглядывался через плечо. Пока он валялся среди умирающих бегоний тёти Петунии, рядом с ним находился кто-то из колдовского мира, это точно. Почему же он или они не заговорили с ним? И где они прячутся теперь?
Разочарование всё нарастало, а уверенность постепенно слабела.
В конце концов, вовсе не обязательно, что звук был волшебный. Может быть, из-за бесконечного ожидания он, Гарри, дошёл до ручки и готов любой, самый обычный звук принять за весточку из своего мира? Может быть, просто у соседей что-то разбилось или взорвалось?
При этой мысли на душе у Гарри сразу стало тягостно и, не успел он опомниться, как им снова овладела горькая безнадёжность, преследовавшая его всё лето.
Завтра в пять утра он снова проснётся по будильнику, чтобы заплатить сове, разносящей «Прорицательскую газету» — но что толку её выписывать? Последнее время Гарри отбрасывал газету, едва взглянув на первую страницу: ведь именно там должны будут поместить сообщение о возвращении Вольдеморта, когда до идиотов, сидящих в издательстве, дойдёт наконец, что это случилось, — а остальные новости ему не интересны.
Если повезёт, то совы принесут ещё и письма от Рона с Гермионой. Впрочем, он давно перестал надеяться узнать от них что-нибудь вразумительное.
Ты же понимаешь, мы не можем писать о сам-знаешь-чём… Нам не велели сообщать тебе никаких важных новостей, на случай, если совы будут перехвачены… Мы сейчас довольно сильно заняты, но я не могу рассказать тебе об этом подробно… Здесь столько всего происходит, при встрече мы тебе обо всём расскажем…
Когда она будет, эта встреча? Что-то никто не торопится назначить дату. Конечно, на поздравительной открытке, которую Гермиона прислала ему на день рождения, было написано «думаю, что мы очень скоро увидимся», но… как скоро наступит это самое «скоро»? Насколько можно было понять по туманным намёкам, разбросанным в письмах друзей, Рон с Гермионой находились в одном месте, предположительно — у Рона. Гарри с трудом мог примириться с мыслью, что те двое веселятся в Пристанище, в то время как он вынужден торчать на Бирючиновой аллее. А если уж быть до конца откровенным, то он злился на друзей так сильно, что, не открывая, выкинул две коробки рахатлукулловского шоколада, которые они прислали ему в подарок. Правда, сразу об этом и пожалел — после вялого салата, поданного в тот же вечер на ужин тётей Петунией.