Многие ученики, вдохновленные примером Фрэда и Джорджа, теперь стремились занять вакантные места Самых Крутых Смутьянов. Несмотря на новую дверь, кто-то все же умудрился потихоньку засунуть Мохнорылого Нюхлю в кабинет Умбридж, где тот в поисках блестящих предметов быстренько изгрыз все, до чего смог добраться, и даже за-прыгнул на Умбридж, попытавшись стянуть кольца с ее жирных, похожих на сардельки пальцев. В коридорах так часто бросали навозные бомбы и дробинки-вонючки, что появи-лась новая мода: прежде чем покинуть класс применять Заклинание Пузырь-Головы, по-мимо необходимого количества свежего воздуха, оно делало людей похожими на чудиков с надетыми на голову перевернутыми аквариумами.
Филч отчаянно мечтал поймать хоть одного безобразника и теперь бродил по кори-дорам с хлыстом в руках, но все бес толку, слишком много было вокруг нарушителе. Ин-квизиторская Бригада пыталась помочь, но почему-то им всегда очень не везло. Уорринг-тон из Слизернской Квиддитчной команды притащился в больничное крыло со страшной сыпью, похожей на кукурузные хлопья, Пэнси Паркинсон пришлось пропустить уроки из-за буйно разросшихся рогов, что привело в неописуемый восторг Гермиону.
И только тут до Гарри дошло, сколько Отслаивающихся Батончиков успели сбыть Фрэд с Джорджем, перед своим побегом из замка. Стоило Умбридж войти в кабинет, уче-ники сразу же валились в обморок, их начинало тошнить, поднималась температура, или того хуже — сразу из обеих ноздрей хлестала кровь. Вне себя от гнева, она пыталась доко-паться до сути сей загадочной болезни, но студенты в один голос твердили, что страдают «Умбриджитом». Но даже назначенные в наказание четыре дополнительных урока, ни на йоту не приблизили ее к первопричине, и ей пришлось смириться с тем, что потеющие, падающие в обморок, истекающие кровью и блюющие ученики косяками покидали ее за-нятия.
Но потребители Отслаивающихся Батончиков ни в какое сравнение ни шли с Дрюзгом, слишком близко к сердцу принявшим последнее напутствие Фрэда. С неисто-вым гиканьем тот носился по школе, переворачивая парты, взрывая школьные доски, раз-бивая вдребезги статуи вазы, пару раз он даже умудрился запихнуть миссис Норрис в дос-пехи, откуда ее, истошно вопящую от ужаса, извлекал взбешенный хозяин. Дрюзг крушил фонари и задувал свечи, жонглировал над головами студентов зажженными факелами, сваливал в огонь и выбрасывал из окон аккуратно уложенные стопки пергаментов, зато-пил весь второй этаж, отвернув краны в туалете, и вытряхнул целый мешок тарантулов посреди Большого Зала во время завтрака. А когда ему хотелось отдохнуть, он летал за Умбридж и громко пукал, стоило ей открыть рот.
Никто из персонала замка, кроме Филча, даже не пытался ей помочь. Где-то через неделю после отбытия Фрэда и Джорджа, Гарри увидел, как профессор МакГонаголл, проходя мимо Дрюзга, старающегося открутить хрустальный канделябр, тихонько про-шептала: «Его надо откручивать в обратную сторону».
В довершение, Монтегю так и не оправился после временного пребывания в туале-те, а его крайне рассерженные родители во вторник утром прибыли в замок.
— Может, нам стоит что-то сказать? — забеспокоилась Гермиона, прижавшись щекой к окну, чтобы получше рассмотреть, как мистер и миссис Монтегю заходят внутрь. — По поводу того, что произошло с ним? Может, это как-нибудь поможет мадам Помфри выле-чить его?
— На фига? Он сам очухается, — отмахнулся Рон.
— По любому, чем больше у Умбридж проблем, тем лучше, а? — довольным голосом поинтересовался Гарри.
Он с Роном они одновременно легонько стукнули палочками по чашкам, которые им нужно было заколдовать. У чашки Гарри выросли четыре коротеньких ножки, которые не доставали до парты и бессмысленно сучили в воздухе, а у чашки Рона появились четы-ре тоненьких лапки, похожих на паучьи, которые с трудом приподняли её над столом, не-сколько секунд стояли, сильно дрожа, а потом подогнулись, и чашка разбилась.
Гермиона бросила:
— Репаро! — взмахнула палочкой, и чашка снова стала как новая. — Это все, конечно, замечательно, но что, если *Монтегю неизлечим?
— Какая разница? — раздосадовался Рон, а его чашка, пьяно покачиваясь, снова под-нялась, сильно дрожа в коленях. — Монтегю не надо было пытаться снять столько очков с Гриффиндора И вообще, Гермиона, если хочешь за кого-то поволноваться, поволнуйся за меня!
— За ТЕБЯ? — Гермиона поймала свою чашку, пытавшуюся резво улепетнуть на своих крепеньких ножках, и возвращая ее к себе. — С какой стати ты должен меня волно-вать?
— Когда мамино очередное письмо пройдет, наконец, проверку, — придерживая свою чашку, ножки которой тщетно пытались удержать ее на весу, вымучено произнес Рон. — У меня будут большие проблемы. Я не удивлюсь, если она опять послала мне Крикуна