— Скажи нам, дорогой, — прошептала тетя Петуния.
— Наставил на меня палочку… — прохрипел Дадли.
— Да, наставил, но я же не… — сердито начал Гарри, но…
— Заткнись! — хором завопили дядя Вернон и тетя Петуния.
— Продолжай, сынок, — повторил дядя Вернон, бешено шевеля усами.
— Все стало такое темное, — дрожа всем телом, сипло произнес Дадли. — Все темное. И потом я услы… услышал… всякое. В… в г-голове…
Дядя Вернон и тетя Петуния в ужасе переглянулись. Если среди самых ненавистных вещей в мире на первом месте для них была магия, а за ней следовали соседи, жульничающие с поливкой газонов больше, чем они сами, — то люди, которым слышатся всяческие голоса, уж точно были в первой десятке. Вероятно, они решили, что Дадли спятил.
— Что «всякое» ты слышал, кисонька? — со слезами на глазах выдохнула побледневшая тетя Петуния.
Но Дадли, казалось, снова подавился словами. Он опять задрожал и затряс своей большой белобрысой головой. Хоть Гарри и почти оцепенел от ужаса, который охватил его, как только прилетела первая сова, он все же с любопытством покосился на Дадли. Дементоры заставляли людей заново переживать самые ужасные моменты жизни. Что же пришлось услышать испорченному, избалованному Дадли, любителю поизмываться над слабыми?
— Почему ты упал, сынок? — спросил дядя Вернон неестественно тихим голосом, как у постели тяжелобольного.
— Я с-споткнулся, — дрожа с головы до ног, ответил Дадли. — А потом…
Он схватился за жирную грудь. Гарри понял: Дадли вспомнил липкий холод, который заполняет легкие, когда дементоры высасывают надежду и радость.
— Ужасно… — пробормотал Дадли. — Холодно. Жутко холодно.
— Ясненько, — голос дяди Вернона был деланно тихим и ровным, тетя Петуния беспокойно щупала лоб Дадли, проверяя, нет ли у него температуры. — Что было потом, Дадлюшечка?
— Чувствовал… Чувствовал… Чувствовал… Как будто… Как будто…
— …как будто ты никогда больше не будешь счастлив, — рассеянно продолжил за него Гарри.
— Да, — прошептал Дадли. Его все еще трясло.
— Так! — сказал дядя Вернон своим обычным громким голосом. — Ты напустил на моего сына какой-то морок, так, чтобы он слышал всякие там голоса и верил, что он станет нищим, или что-то в этом роде, так?
— Да сколько раз вам повторять?! — Гарри почувствовал, что теряет самообладание, и повысил голос. — Это был не я! Это были дементоры! Их было двое!
— Двое… кого? Что за чушь?
— Де-мен-то-ров, — медленно, четко и раздельно произнес Гарри. — Двое.
— И что это за дьявольщина — дементоры?
— Они охраняют тюрьму для магов, Азкабан, — раздался голос тети Петунии.
Две секунды звонкой тишины последовали за этими словами — прежде, чем тетя Петуния хлопнула себя ладонью по рту, как если бы у нее вырвалось какое-нибудь гадкое ругательство. Дядя Вернон уставился на нее, а Гарри остолбенел, пытаясь собраться с мыслями. Ну, миссис Фигг — это ладно… но еще и тетя Петуния?
— Откуда… откуда вы это знаете? — запинаясь, потрясенно выговорил он.
Тетя Петуния, похоже, и сама от себя такого не ожидала. Она стыдливо и перепуганно взглянула на дядю Вернона, затем слегка отняла руку ото рта — так, что вновь стали видны ее лошадиные зубы.
— Я слышала… как тот ужасный мальчишка… говорил ей про них… много лет назад… — запинаясь, выдавила она.
— Если вы про моих маму и папу — то у них вообще-то были имена! — разозлился Гарри, но тетя Петуния не обратила на него ни малейшего внимания. Она казалась ужасно расстроенной.
Гарри был ошеломлен. Не считая одной вспышки ярости несколько лет назад, когда тетя Петуния кричала, что мать Гарри была ненормальной, он никогда не слышал, чтобы она говорила о своей сестре. Он был изумлен — неужели ей запомнились эти обрывки сведений о мире магов? Как она так долго держала их в памяти, изо всех сил притворяясь, будто и знать не хочет о существовании этого мира?
Дядя Вернон принялся судорожно хватать ртом воздух — вероятно, потеряв дар речи. Наконец он снова открыл рот и рявкнул:
— Так… так… они… э-э-э… они действительно существуют, эти… демен… как их там?
Тетя Петуния кивнула.
Дядя Вернон растерянно переводил взгляд с тети Петунии на Дадли и Гарри, словно в надежде, что кто-нибудь из них крикнет: "С первым апреля!". Не дождавшись, он снова приоткрыл рот, но необходимость подбирать слова отпала — в кухне появилась третья за вечер сова. Как пернатое пушечное ядро, она влетела в окно, которое все еще оставалось открытым, и с шумом уселась на кухонный стол, заставив всех троих Дурслеев подпрыгнуть от испуга. Гарри вынул из клюва совы второй конверт — похоже, это вновь было письмо из Министерства — и открыл его. Сова взмахнула крыльями и унеслась в ночь.