Гарри попытался внушить себе, что Злей это заслужил: но разве Лили не спросила: "Что он тебе сделал?". И не ответил ли Джеймс: "Скорее, то, что он посмел родиться, если ты понимаешь, о чём я". Не затеял ли Джемс всё это просто от скуки, как сказал Сириус? Гарри вспомнил, как Люпин рассказывал в Гриммальде о том, как Дамблдор сделал его старостой в надежде, что тот усмирит этих двоих… но там, в Омуте, он просто сидел и не сделал ничего, чтобы их остановить. Около пяти лет воспоминание об отце поддерживало и воодушевляло Гарри. Когда кто-то говорил, что он похож на Джеймса, внутри него загоралась гордость. А теперь… при мысли об отце внутри него появлялись холод и неприязнь.
Погода становилась всё более солнечной и тёплой, покуда тянулись Пасхальные каникулы. Но Гарри, так же как и другие пяти- и семикурсники, был закован в четырёх стенах, перемещаясь только между гостиной и библиотекой. Он делал вид, что его плохое настроение было вызвано приближающимися экзаменами, а, так как его друзья-гриффиндорцы и сами были загружены по уши, то это не вызывало у них никаких сомнений.
— Гарри, ты меня слышишь?
— Да?
Он обернулся. Джинни Уизли, вся растрёпанная, подошла к столу, за которым он одиноко сидел в библиотеке. Это был поздний воскресный вечер: Гермиона уже ушла в башню Гриффиндора повторять Древние Руны, а Рон — на тренировку по Квиддичу.
— А, привет! — ответил Гарри, наспех накидывая перед собой кучу книг. — А почему ты не на тренировке?
— Она закончилась, — ответила Джинни, — Рону пришлось вести Джека Слоупера в больничное крыло.
— А что случилось?
— Ну, мы не уверены, но нам кажется, что он сам себя ударил собственной битой, — Джинни глубоко вздохнула, — ладно… Только что доставили посылку, она уже успела пройти через инспекцию Умбридж.
Джинни подняла завёрнутую в коричневую бумагу коробку: было видно, что её уже разворачивали и вновь небрежно свернули. На ней было начиркано красными чернилами: "Проверено и передано главным инспектором Хогвартса".
— Пасхальные яйца от мамы, — добавила Джинни, — вот, это тебе… держи.
Она дала ему красивое шоколадное яйцо, украшенное маленькими ледяными Пронырами и, судя по пакету, с мешочек с постреляками. Гарри на секунду взглянул на него и почувствовал, к собственному ужасу, как комок подкатывается к горлу.
— Всё в порядке, Гарри? — тихо спросила Джинни.
— Да, всё нормально, — хрипло отозвался он.
Комок в горле всё ещё причинял боль. Он не мог понять, почему всего лишь пасхальное яйцо вызывает в нем такие чувства.
— Ты, кажется, последнее время не в себе, — продолжала гнуть свою линию Джинни, — ты только что говорил с Чу?
— Мне нужно поговорить, но вовсе не с Чу, — отрезал Гарри.
— А с кем тогда? — спросила Джинни, всё ещё упорно глядя на него.
— Я…
Он обернулся, не услышит ли кто его. Мадам Щипц стояла за несколько книжных рядов от него, вытаскивая кучу книг для Ханны Эббот, которая выглядела совершенно обезумевшей.
— Я хотел бы поговорить с Сириусом, — пробормотал Гарри, — но я знаю, это невозможно.
Джинни продолжала задумчиво смотреть на него. Гарри развернул пасхальное лицо, больше от желания занять чем-то руки, нежели съесть шоколад, отломил большой кусок и отправил в рот.
— Тогда, — медленно начала Джинни, тоже помогая себе кусочком шоколада, — если ты правда хочешь увидеть Сириуса, мне кажется, есть один способ сделать это.
— Да ты что, — уныло ответил Гарри, — Умбридж проверяет все камины и прочитывает все наши послания.
— Когда растёшь с Фредом и Джорджем, — продолжала задумчиво Джинни, — в тебе рождается ощущение, что возможно всё, если постараться.
Гарри посмотрел на неё. Наверное, на Джинни подействовал шоколад — Люпин всегда советовал его после встречи с Дементорами — а, может, просто оттого, насколько отчаянно звучало его желание, которое мучило его уже неделю. Тем не менее, Гарри ощутил слабый лучик надежды.