— Успокойтесь, вы оба, — сказал он, поворачиваясь и продолжая идти, в то время как они еле поспевали за ним. — Это всего лишь старые мулы, а?
— Хагрид, — обратилась к нему Гермиона задыхаясь, обходя заросли крапивы, которые преграждали им путь, — если кентавры не хотят видеть людей в Лесу, действительно не похоже, чтобы Гарри и я смогли…
— Ах, вы слышали, что они сказали, — ответил Хагрид отрицательно покачав головой, — они не будут калечить жеребят — я имею ввиду, детей. Так или иначе, мы не можем позволить быть изгнанными этой шайкой.
— Хорошая попытка, — пробормотал Гарри удрученной Гермионе.
Наконец они достигли дорожки и еще через десять минут, деревья начались становиться тоньше, они снова смогли увидеть куски ясного синего неба и расслышать вдалеке звуки приветствий и крика.
— Еще гол? — спросил Хагрид, останавливаясь в просвете деревьев, увидев впереди Квиддичный стадион. — Или матч уже закончился?
— Я не знаю, — сказала Гермиона несчастным голосом. Гарри заметил, что она выглядела крайне потрепанной — волосы были полны прутьев и листьев, одежда разорвана в нескольких местах, на лице и руках — многочисленные царапины. Он знал, что сам выглядит немногим лучше.
— Знаете, я думаю, он уже закончился! — заметил Хагрид. — Взгляните, там люди уже выходят. Если поторопитесь, вы вполне можете смешаться с толпой, и никто не узнает, что вас там не было!
— Хорошая идея, — согласился Гарри. — Ну… тогда до свидания, Хагрид.
— Я ему не верю, — неровно произнесла Гермиона когда они отошли от Хагрида на почтительное расстояние. — Я ему не верю. Я действительно не верю ему.
— Успокойся, — сказал Гарри.
— Успокойся! — повторила она лихорадочно. — Великан! Великан в Лесу! И мы, как предполагается, даем ему уроки английского! Не забывая, конечно, что в любой момент мы можем натолкнуться на стадо кровожадных кентавров! Я — ему — не — верю!
— Мы пока еще не должны ничего делать! — Гарри пробовал убеждать ее тихим голосом, так как они уже присоединились к потоку болтающих хаффлпаффцев, идущих обратно к замку. — Он не просит, чтобы мы делали что-нибудь, если его не выгонят, а это не обязательно должно случиться.
— О, оставь это, Гарри! — сердито сказала Гермиона, застывая на месте, как мертвая, так, что людям приходилось обходить ее. — Конечно, его скорее всего выгонят. Ты еще сомневаешься?
Повисла пауза, во время которой Гарри не отводил взгляда от нее и ее глаз, медленно наполнявшихся слезами.
— Ты не это хотела сказать, — спокойно сказал Гарри.
— Нет… ну… хорошо… я хотела сказать не это, — согласилась она, сердито вытирая глаза. — Но почему он всегда так усложнять жизнь? И себе и нам?
— Не знаю…
— И еще я хочу, чтобы они прекратили петь эту дурацкую песню, — несчастно пробормотала Гермиона, — разве они недостаточно злорадствовали?
Большой поток студентов продвигался по склону лужайки от места матча.
— О, давай войдем раньше, чем нам встретятся слизеринцы, — предложила Гермиона.
— Гермиона… — медленно произнес Гарри.
Песня становилась все громче, но она доносилась не от толпы зелено-серебрянных слизеринцев, а от массы красно-золотого, которая медленно двигалась к замку, неся одинокую фигуру на множестве плеч.
— Нет? — спросила Гермиона более спокойно.
— ДА! — ответил Гарри громко.
— ГАРРИ! ГЕРМИОНА! — вопил Рон, махая серебряным кубком Квиддича в воздухе и оглядываясь вокруг себя. — МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! МЫ ПОБЕДИЛИ!
Они радостно улыбнулись ему, когда его пронесли мимо. У дверей замка собралась толпа, и голове Рона грозило натолкнуться на арку, но никто, казалось, не хотел опустить его вниз. Все еще продолжая петь, толпа вливалась в вестибюль. Гарри и Гермиона, улыбаясь, наблюдали, как они идут, пока последние отзвуки речевки "Уизли — наш Господин" не замерли вдали. Когда они обернулись друг к другу, их улыбки исчезли.