Гарри не обратил внимания на его слова; он чувствовал злое удовлетворение, обвиняя Снейпа. Это словно освобождало его самого от ужасной вины, и он хотел добиться от Дамблдора признания своей правоты.
— Снейп… Снейп дразнил Сириуса, что тот сидит дома, выставлял Сириуса трусом…
— Сириус давно перестал быть мальчиком и был слишком умен, чтобы позволить себя задеть такой ничтожной колкостью, — сказал Дамблдор.
— Снейп прекратил давать мне уроки Мыслезащиты! — рычал Гарри. — Он вышвырнул меня из своего кабинета!
— Я знаю об этом, — тягостно сказал Дамблдор. — Я уже говорил тебе, что сделал ошибку, отказавшись обучать тебя сам. Я был уверен — нет ничего опаснее, чем в моем присутствии еще больше открыть твой разум для Волдеморта.
— Снейп делал только хуже: мой шрам всегда болел сильнее после его уроков, — Гарри вспомнил соображения Рона на этот счет и сорвался: — Откуда Вы можете знать, что он не пытался ослабить меня для Волдеморта, облегчить ему доступ внутрь меня?
— Я доверяю Северусу Снейпу, — просто сказал Дамблдор, — но я позабыл, — еще одна ошибка старости, — некоторые раны слишком глубоки, чтобы зажить. Я думал, что профессор Снейп сможет преодолеть свои чувства к твоему отцу… Я был неправ.
— Но ему это МОЖНО, правда? — закричал Гарри, не обращая внимания на шокированные лица и неодобрительное бормотание портретов на стенах. — Снейпу МОЖНО ненавидеть моего папу! Почему же Сириусу НЕЛЬЗЯ ненавидеть Хрычера?!
— Сириус не ненавидел Хрычера, — сказал Дамблдор. — Он считал его слугой, недостойным большого интереса или внимания. Безразличие и пренебрежение часто приносят больший вред, чем прямая неприязнь… Мы, волшебники, слишком долго пренебрегали нашими собратьями, и теперь мы пожинаем плоды этого.
— ЗНАЧИТ СИРИУС ЗАСЛУЖИЛ ТО, ЧТО ПОЛУЧИЛ, ТАК ВЫХОДИТ? — заорал Гарри.
— Я этого не говорил, и от меня ты этого никогда не услышишь, — спокойно ответил Дамблдор. — Сириус не был жестоким, он был добр к домовым эльфам вообще. Он не любил Хрычера, потому что Хрычер был живым напоминанием о доме, который Сириус ненавидел.
— Да, он ненавидел его! — сказал Гарри надтреснутым голосом, повернулся спиной к Дамблдору и пошел прочь.
Солнечный свет заполнил комнату изнутри, и глаза всех портретов наблюдали за тем, как он идет, не понимая, что делает, не видя кабинета, не видя ничего.
— Вы заставили его находиться взаперти в доме, который он ненавидел, именно поэтому он и захотел уйти вчера ночью!..
— Я старался сохранить Сириусу жизнь, — спокойно произнес Дамблдор.
— Людям не нравиться быть взаперти! — разъяренно заорал Гарри. — Все прошлое лето вы поступали так со мной!
Дамблдор спрятал лицо в ладонях, закрыв длинными пальцами глаза. Гарри смотрел на него, но это нетипичное для Дамблдора проявление усталости, или горя, или чего-то еще не смягчило его. Напротив, он еще сильнее рассердился от того, что Дамблдор проявил слабость. Он не имел никакого права быть слабым, когда Гарри хотел на него злиться и бушевать.
Дамблдор опустил руки и взглянул на Гарри сквозь очки-полумесяцы.
— Пришло время, — произнес он, — рассказать тебе, Гарри, то, что я должен был сообщить тебе пять лет назад. Пожалуйста, сядь. Я собираюсь рассказать тебе все. Я прошу лишь немного терпения. У тебя будет возможность злиться на меня, делать что тебе захочется, когда я закончу… и я не буду останавливать тебя.
Гарри на мгновение впился в него взглядом, затем плюхнулся назад на стул и застыл в ожидании. Секунду Дамблдор смотрел на освещенные солнцем земли за окном, затем оглянулся на Гарри и сказал:
— Пять лет назад, Гарри, ты целым и невредимым приехал в Хогвартс, как я хотел и планировал. Хорошо — не совсем невредимым. Ты страдал. Я знал, что так будет, когда я оставил тебя на пороге дома твоих тети и дяди. Я знал, что обрекаю тебя на десять темных и трудных лет.
Он сделал паузу. Гарри молчал.
— Ты можешь спросить, и с полным основанием, — почему я сделал так. Разве тебя не могла взять какая-нибудь колдовская семья? Многие были бы более, чем счастливы так поступить, и сочли бы за честь вырастить тебя как сына.
Мой ответ: потому, что моей главной задачей было сохранить тебе жизнь.