— Заходи, Гарри, — ответил голос директора, после того, как Поттер постучал в закрытую дверь, находившуюся в конце винтовой лестницы.
Юноша послушно зашёл, как можно более внимательно изучив помещение. Никаких следов стихийных бедствий обнаружено не было, да и Дамблдор не выглядел встревоженным, так что Гарри с чистой совестью уселся в кресло, радуясь шансу на законных основаниях прогулять алхимию.
— Вы хотели со мной поговорить, профессор? — наконец спросил Гарри, поняв, что сам Дамблдор говорить сегодня не начнёт, а так и будет методично уничтожать лимонные дольки из трёхлитровой банки.
— Я хотел тебя кое с кем познакомить, но он чего-то опаздывает, — благодушно посетовал Дамблдор.
Интуиция заявила, что это не к добру. Доверять интуиции, или нет, Гарри пока что для себя не решил, так что ограничился построением кирпичной физиономии и очень ёмким вопросом:
— С кем?
— Вот придёт — и узнаешь, — очки-половинки Дамблдора весело блеснули.
— Ну, профессор! Вы ведь знаете, как я не люблю сюрпризы! — не сдавался Поттер.
— Ну и зря. Сюрпризы это хорошо, — авторитетно заявил старый маг. Спорить с ним было бесполезно, так что пришлось откинуться на спинку стула и хотя бы попытаться изобразить если не просветлённый лик, то хотя бы терпение. Терпения этого хватило минут на пять.
— Профессор!..
Голос Поттера в этот момент прозвучал точь-в-точь как у обиженного первоклассника, которому под предлогом «гадай сам» отказываются говорить, какой стороной надо вставлять батарейки, если на игрушке это не подписано. Естественно, Дамблдор не смог удержаться от хихикания. Впрочем, если бы поблизости было зеркало, сам Поттер хохотал бы в голос. Для непросвещённого зрителя картина выглядела бы приблизительно так: в кабинете, уставленном всевозможными штучками неизвестного науке назначения, на стенах которого упоённо храпят в своих рамках портреты, а в середине на золотой жёрдочке чистит перья самый настоящий феникс, находятся два странно одетых человека. Причём первый человек, который сидит за столом и жуёт некую субстанцию, в которой магглы легко опознали бы обыкновенные лимонные дольки, которые можно купить в любом магазине в отделе сладостей, выглядит совсем уж странно. Судите сами: длиннющая борода, на первый взгляд предназначенная исключительно для подметания пола, оканчивалась где-то глубоко под столом, равно как и полы его одежды, напоминающей восточный халат (не хватало только тюбетейки). Однако, стариком этот субъект отнюдь не казался, потому что у стариков просто не может быть таких живых глаз, наполненных искренним весельем. Веселье это, несомненно, вызывал юноша, сидящий напротив, в кресле для посетителей. Его одежда была далеко не такая пёстрая, как у собеседника, да и несколько привычнее для простого человека: поверх самых обычных брюк и рубашки был надет похожий халат, но чёрного цвета. Владелец не его потрудился застегнуть, так что одеяние больше походило на плащ. Юноша буравил сидящего напротив человека взглядом, напоминающем одновременно выражение описавшегося котёнка и оскорблённой невинности. Причём яркие зелёные глаза лишь смутно угадывались под падающими на лицо чёрными растрёпанными волосами, ухитрившимися почти закрыть для обзора не то, что шрам, а даже очки. Причём юношу, кажется, непотребно заросшее состояние волновало в самую последнюю очередь. Шрама, естественно, видно не было.
Именно в этот момент дверь многообещающе скрипнула, и вышеописанная картина открылась посетителю.
Взгляды обоих волшебников тут же устремились на вошедшего. Им оказался высокий мужчина, со смертным которого нельзя было спутать даже с расстояния в милю: бледная кожа на фоне чёрной одежды казалась почти прозрачной, а клыки, демонстрируемые в довольной улыбке сытого кота, заставили вспомнить о незаконченном завещании. Впрочем, глаза, вопреки ожиданиям, оказались такими же, как и у всех вампиров, а не налитыми кровью, а приветственный кивок, которым вошедший одарил магов, свидетельствовал о готовности вампира к диалогу. Из всех вампиров, которых Поттер встречал в Хогвартсе за последние недели, этот более всех походил на описанных в книгах носферату, вылезающих по ночам из гробов на кровавый промысел.