«Филч меня там продержит всю ночь, – тяжело вздохнул Рон. – И никакой магии! Да там больше сотни кубков, в этом зале. Не так уж я силён в чистке маггловским способом».
«Всегда готов поменяться, – глухо заметил Гарри. – Я достаточно наупражнялся у Десли. Отвечать поклонникам Локхарта… он – это кошмар…»
Субботний вечер словно растаял, и вот, казалось, и часа не прошло, а было уже без пяти восемь, и Гарри поплёлся по коридору четвёртого этажа к кабинету Локхарта. Он стиснул зубы и постучал. Дверь моментально распахнулась. Локхарт сиял от радости.
«А, вот и наш шалопай! – воскликнул он. – Проходи, Гарри, проходи…» На стенах ярко блестели в свете множества свечей бесчисленные фотографии Локхарта. Некоторые из них были даже подписаны. Такие же большой кучей лежали на столе.
«Ты, пожалуй, будешь надписывать адреса на конвертах! – велел Гарри Локхарт, как если бы это было неслыханным одолжением. – Это первое – для Глэдис Гаджен, всех ей благ… большая моя почитательница…» Минуты еле тянулись. Гарри утопал в монологе Локхарта, временами вставляя:
«Ммм…»,
«Точно…» и
«Да-да…». Порой до него доплывали фразы типа:
«Слава – преходяща, Гарри» или «Знаменитостями не рождаются, а становятся, помни об этом».
Свечи всё оплывали и оплывали, заставляя блики плясать на наблюдавших за ними шевелящихся лицах Локхарта. Гарри занёс нывшую руку над, наверное, уже тысячным конвертом, надписывая адрес Вероники Сметли. Пусть уже будет время уходить, думал несчастный Гарри, ну пожалуйста, пусть уже будет время…
И тут он услышал нечто – нечто совсем не похожее на шипение догорающих свечей и болтовню Локхарта о своих поклонниках. Это был шёпот, шёпот, который пробирал до мозга костей, шёпот, полный невероятной, ледяной злобы.
«Приди… приди ко мне… Дай мне разорвать… Дай мне разодрать тебя на куски… Дай мне убить тебя…» Гарри резко подпрыгнул, и огромная сиреневая клякса растеклась по названию улицы Вероники Сметли.
«Что?» – громко вскрикнул он.
«Конечно! – сказал Локхарт. – Шесть месяцев на вершине в списке бестселлеров! Побивая все рекорды!»
«Да нет же, – перебил Гарри. – Этот шёпот!»
«Пардон? – Локхарт поглядел на него озадаченно. – Какой ещё шёпот?»
«Тот, тот, что сказал – вы его не слышали?» Локхарт глядел на Гарри в изумлении.
«Да о чём это ты, Гарри? Может, ты чуть вздремнул? Великий Скотт – ты погляди на время! Мы тут уже почти четыре часа! Никогда бы не поверил – как время-то летит, правда?» Гарри не ответил. Он напрягал уши, чтобы снова услышать шёпот, но до него не доносилось ни звука, за исключением рассуждений Локхарта о том, что ему не следует рассчитывать на такое обращение всякий раз, когда он получает наказание. Гарри ушёл в сильном удивлении. Было уже так поздно, что гостиная Гриффиндора была почти пуста. Гарри пошёл прямо наверх, в спальню. Рон ещё не вернулся. Гарри натянул пижаму, улёгся в кровать и стал ждать. Через полчаса явился поглаживающий правую руку Рон, привнеся с собой в тёмную комнату сильный запах полироли.
«Все мышцы свело, – простонал он, рухнув в постель. – Четырнадцать раз он заставлял меня надраивать этот квиддитчный кубок, пока не успокоился. А ещё у меня был ещё один приступ слизнеизвержения над Специальной наградой за заслуги перед школой. Сколько же времени нужно, чтобы вышла вся эта слизь… А как прошло с Локхартом?» Тихо, чтобы не разбудить Невилла, Дина и Шэймуса, Гарри рассказал Рону всё, что услышал.
«И Локхарт сказал, что ничего не слышал? – спросил Рон. Гарри увидел в лунном свете, как он нахмурился. – Думаешь, он врал? Но я не понимаю – ведь даже кому-то невидимому потребовалось бы открыть дверь…»
«Знаю, – сказал Гарри, откидываясь в своей кровати под балдахином и глядя на полог. – Я тоже не понимаю…»
Глава восьмая. Годовщина смерти
Наступил октябрь и нагнал промозглой сырости в замок и его окрестности. У мадам Помфрей, медсестры, прибавилось работы из-за внезапной вспышки простуд среди учителей и учеников. Её перцовое зелье действовало безотказно, хотя из ушей выпившего его и шёл потом дым несколько часов кряду. В Джинни Висли, выглядевшую бледной, Перси влил несколько капель насильно. Пар, валивший из-под её огненных волос, создавал впечатление, что вся её голова пылает. По окнам замка день за днем без конца барабанили дождевые капли размером с пулю; вода в озере поднялась, клумбы превратились в грязевые потоки, а тыквы Хагрида выросли размером с сарай. Тем не менее энтузиазм Оливера Вуда по поводу регулярных тренировок совершенно не подмок, и именно поэтому поздним вечером, в один из ненастных субботних вечеров за несколько дней до Хэллоуина, Гарри возвращался в гриффиндорскую башню, до костей промокший и заляпанный грязью… Но даже если не вспоминать про дождь и ветер, это была невесёлая тренировка. Фред и Джордж, шпионившие за командой Слитерина, видели воочию скорость новых «Нимбус-2001». Они сообщили, что слитеринцы ну просто как семь зеленоватых всполохов, ракетами носящихся над полем. Когда Гарри шлёпал по пустому коридору, навстречу ему попался кое-кто, выглядевший не менее озабоченным. Почти Безголовый Ник, призрак гриффиндорской башни, печально глядел в окно, бормоча про себя:
«…не соответствую их требованиям… полдюйма, если это…»
«Привет, Ник», – поздоровался Гарри.
«Привет, привет», – откликнулся Почти Безголовый Ник, вздрагивая и озираясь. На нем была изысканная шляпа с плюмажем, из-под которой спускались длинные вьющиеся волосы, и туника с жёстким воротником, скрывавшим почти разрубленную шею. Он был бледен, как дым, и Гарри видел сквозь него тёмное небо и ливень за окном.
«Ты выглядишь погрустневшим, юный Поттер», – заметил Ник, складывая прозрачное письмо и засовывая его в свой камзол.
«Ты тоже», – ответил Гарри.
«А… – махнул изящной рукой Почти Безголовый Ник, – всё это неважно… Не то чтобы мне действительно хотелось вступить… хотя я, было, подал заявку, но, очевидно, я не соответствую их требованиям…» Несмотря на легкомысленный тон, на его лице проступила горечь:
«Но скажи, ведь и ты бы подумал, – внезапно вскинулся он, снова выхватывая письмо из кармана, – что, коли уж тебя сорок пять раз стукнули по шее тупым топором, то и тебя можно принять в Безголовый Охотничий клуб?»
«Ну да», – сказал Гарри, от которого, очевидно, требовалось только согласиться.
«И я говорю, что никто больше меня не хотел бы, чтобы всё прошло быстро и чисто, и чтобы мою голову отсекли, как положено. Я полагаю, это спасло бы меня от изрядного количества боли и насмешек. Но… – Почти Безголовый Ник развернул письмо и гневно прочитал: – Мы принимаем только охотников, чьи головы полностью расстались с их телами. Как Вы понимаете, в ином случае нашим членам было бы невозможно участвовать в таких играх, как „Жонглирование головой на полном скаку“ и „Головное поло“. В связи с вышеизложенным, к моему величайшему сожалению, я должен поставить Вас в известность, что Вы нашим требованиям не соответствуете. С наилучшими пожеланиями, сэр Патрик Делани-Подмор». Рассвирепев, Почти Безголовый Ник сунул письмо обратно.
«Всего полдюйма кожи и сухожилий осталось от моей шеи, Гарри! Большинство сочло бы, что всё в порядке, и голова отрублена, но нет, этого недостаточно для сэра Правильно-Долбанутый-Подмора». Почти Безголовый Ник сделал несколько глубоких вдохов и спросил уже гораздо спокойнее:
«Ну – а что же беспокоит тебя? Могу я что-нибудь сделать?»
«Нет, – ответил Гарри. – Если только не знаешь, где добыть семь Нимбусов-2001 для матча против Сли…» Конец фразы утонул в пронзительном мяуканье, донёсшемся откуда-то из области лодыжек. Он глянул вниз и увидел пару фонарно-жёлтых глаз. Это была Миссис Норрис, скелетообразная серая кошка, которую дворник Аргус Филч использовал как своего заместителя в бесконечной битве со студентами.