Гарри живо представил огромного жирного паука, который молчаливо плетет свою сеть и периодически дергает за ниточки, чтобы подтащить поближе большую сочную муху.
— Я рассказал все это, — продолжал Думбльдор, — не для того, чтобы настроить тебя против Горация — видимо, теперь его следует называть профессор Дивангард — но чтобы ты был настороже. Он, без сомнения, попытается включить тебя в свою коллекцию в качестве самой главной драгоценности: подумайте, сам Мальчик, который остался жив… или, как тебя нынче величают, Избранный.
Гарри пробрал озноб, причем совсем не из-за тумана. Он вспомнил слова, услышанные несколько недель назад; пророчество, наполненное для него особым, ужасным звучанием:
Выжить в битве суждено лишь одному…
Думбльдор остановился напротив церкви, мимо которой они проходили раньше.
— Пожалуй, достаточно. Будь любезен, возьми меня за руку.
На сей раз Гарри был морально готов к аппарированию, и тем не менее оно не доставило ему никакого удовольствия. Когда прекратилось давление, и он снова смог дышать, то обнаружил, что они с Думбльдором стоят на деревенской улице недалеко от одного из двух самых дорогих его сердцу мест: Пристанища. На душе, несмотря на тоску, сразу стало легче. Там Рон… миссис Уэсли… и все ее потрясающие вкусности…
— Если не возражаешь, Гарри, — сказал Думбльдор, когда они входили в калитку, — то, прежде чем мы расстанемся, я бы хотел с тобой кое о чем поговорить. Наедине. Может, зайдем сюда?
Думбльдор указал на ветхий сарайчик, в котором Уэсли хранили метлы. Гарри, слегка удивленный, вслед за Думбльдором прошел в скрипучую дверь. По размерам сарайчик был чуть меньше буфета. Думбльдор засветил волшебную палочку и улыбнулся Гарри.
— Надеюсь, ты не обидишься, что я затрагиваю эту тему, но я очень доволен — даже горд — тем, как ты хорошо держишься после трагедии в министерстве. Уверен, что и Сириус очень бы тобой гордился.
Гарри сглотнул и, казалось, лишился дара речи. Он не мог об этом говорить. Ему было очень больно, когда дядя Вернон сказал: «Его крестный умер?», и еще больней, когда о Сириусе походя вспомнил Дивангард.
— Судьба обошлась с вами жестоко, — мягко проговорил Думбльдор, — не позволив лучше узнать друг друга. Ваши отношения обещали быть долгими и счастливыми.
Гарри кивнул, упорно глядя на паука, который полз по шляпе Думбльдора. Было ясно, что Думбльдор все понимает. И наверняка догадывается, что, пока не пришло письмо, Гарри много дней пролежал на кровати, отказываясь от еды и бессмысленно глядя на туман за окном, и что в душе у него царила та леденящая пустота, которую он привык связывать с дементорами.
— Трудно, — выговорил наконец Гарри, очень-очень тихо, — представить, что он никогда мне больше не напишет.
Глаза вдруг нестерпимо защипало. Гарри заморгал. Он стеснялся своего признания, но все то недолгое время, пока у него был крестный отец, его грело сознание, что на свете есть человек, которому он, Гарри, дорог почти так же, как собственным родителям… а теперь от совиной почты больше не будет никакой радости…
— Сириус дал тебе много такого, чего ты не знал раньше, — ласково сказал Думбльдор. —Конечно, потеря невосполнимая…
— Но пока я сидел у Дурслеев, — перебил Гарри чуть окрепшим голосом, — то понял, что нельзя просто запереться от всех и… сломаться. Сириус бы этого не хотел, правда? И вообще, жизнь такая короткая… вот мадам Боунс, Эммелина Ванс… следующим могу стать я. Но даже если так, — воинственно продолжил он, глядя прямо в голубые глаза Думбльдора, лучившиеся в свете волшебной палочки, — я постараюсь забрать с собой как можно больше Упивающихся Смертью и Вольдеморта заодно.
— Истинный сын своих родителей и крестник Сириуса! — Думбльдор одобрительно похлопал Гарри по спине. — Я бы снял перед тобой шляпу… если б не боялся засыпать тебя пауками.
— А сейчас, Гарри, перейдем к более насущной теме… Как я понял, последние две недели ты следил за публикациями в «Прорицательской»?