– Думбльдор говорил, что, пока я не добуду воспоминание, занятий больше не будет.
– Может, он хочет узнать, как твои успехи, – предположила Гермиона.
Гарри развернул послание, но вместо узкого косого почерка Думбльдора увидел неровные каракули, очень неразборчивые – пергамент был сильно закапан, и чернила местами расплылись:
Дорогие Гарри, Рон и Гермиона!
Арагог ночью скончался. Гарри и Рон, вы его знали и помните, какой он был необыкновенный. Гермиона, тебе он тоже понравился бы. Похороны вечером, и очень хорошо, ежели вы тоже придете. На закате, в его любимое время. Я знаю, вам поздно на улицу нельзя, но у вас есть плащ. Я бы не просил, но одному такое не сдюжить.
– Прочти. – Гарри сунул записку Гермионе.
– Ой, я вас умоляю! – воскликнула она, быстро пробежав письмо глазами и передав Рону. У того от возмущения глаза вылезли на лоб.
– Совсем сбрендил! – разъярился он. – Да эта его чудина отдала нас с Гарри своим сородичам на съедение! Дескать, угощайся, народ! А мы теперь, значит, рыдай над его паскудным волосатым трупом?
– Дело не только в этом, – сказала Гермиона. – Он просит нас поздно вечером выйти из замка, хотя прекрасно знает, что меры безопасности стали в миллион раз строже и что будет, если нас поймают.
– Мы и раньше ходили к нему в гости по вечерам, – возразил Гарри.
– Да, но ради такого? – отозвалась Гермиона. – Когда Огрид правда нуждался в помощи, мы многим рисковали, но… в конце концов… Арагог уже умер. Если б речь шла о его спасении…
– Тогда я бы точно пас, – твердо заявил Рон. – Гермиона, ты с ним не была знакома. Поверь, смерть ему очень на пользу.
Гарри забрал у него записку и посмотрел на расплывшиеся чернильные пятна. Слезы лились на пергамент ручьем…
– Гарри, надеюсь, ты не собираешься идти? – спросила Гермиона. – И напороться на взыскание из-за такой глупости?
Гарри вздохнул.
– Знаю, знаю, – сказал он. – Огрид спокойно похоронит Арагога и без нас.
– Вот именно, – с явным облегчением ответила она. – Слушай, сегодня днем на зельеделии почти никого не будет, у нас же экзамен… попробуй как-нибудь умаслить Дивангарда!
– Думаешь, на пятьдесят седьмой раз мне наконец улыбнется удача? – горько усмехнулся Гарри.
– Удача! – вдруг воскликнул Рон. – Гарри, вот оно – удача!
– То есть?
– Выпей зелье удачи!
– Рон, точно… точно! – потрясенно вскричала Гермиона. – Конечно! Как я сама не додумалась?
Гарри уставился на друзей:
– Фортуну фортунату? Не знаю… я хотел ее поберечь…
– Для чего? – изумленно спросил Рон.
– Что может быть важнее этого воспоминания? – поддержала Гермиона.
Гарри не ответил. Мысль о драгоценном флакончике давно таилась в глубинах его сознания; там зрели смутные, неясные мечты: Джинни порывает с Дином, Рон почему-то радуется, что она теперь встречается с Гарри… Он сам себе не признавался в этом, разве что во сне или на сумеречной границе между сном и явью…
– Гарри? Где ты витаешь? – окликнула Гермиона.
– Что?.. А, да, конечно, – сказал он, приходя в себя. – Да… хорошо. Если мне сейчас не удастся разговорить Дивангарда, вечером приму фортуну и попробую еще раз.
– Решено, – бодро произнесла Гермиона, встала и исполнила грациозный пируэт. – Направление… настрой… неспешность… – пробормотала она.
– Прекрати, – взмолился Рон, – меня и так тошнит… Ой, скорей, прячьте меня!
Во дворе появились еще две девочки, и Рон нырнул за спину Гермионы.
– Это не Лаванда, – досадливо бросила она.
– Отлично. – Рон осторожно выглянул из-за ее плеча. – Эй, смотрите, они грустные какие-то.
– Это сестры Монтгомери и, естественно, они грустные – ты не слышал про их младшего брата? – удивилась Гермиона.
– Честно говоря, я уже не успеваю следить, что у кого творится с родственниками, – ответил Рон.
– На него напал оборотень. Говорят, их мама отказалась помогать Упивающимся Смертью. В общем, мальчику было всего пять, и он умер в святом Лоскуте, его не смогли спасти.
– Умер? – потрясенно повторил Гарри. – Но ведь от этого не умирают, просто тоже превращаешься в оборотня?
– Иногда умирают, – необычайно посерьезнел Рон. – Я слышал, такое бывает, если оборотень слишком увлекается.
– А кто это был? – быстро спросил Гарри.
– Говорят, Фенрир Уолк, – ответила Гермиона.
– Я так и знал – маньяк, который охотится за детьми, про которого Люпин говорил! – гневно воскликнул Гарри.
Гермиона печально посмотрела на него и сказала: