– Я ее пускаю на бинты, раненых зверей перевязываю, – пожал плечами Огрид. – Страсть как пригождается… очень крепкая, понимаете.
Дивангард отпил из своей кружки и внимательным взглядом заскользил по хижине, выискивая, сразу понял Гарри, другие сокровища, которые можно обратить в запасы меда из дубовых бочек, ананасовые цукаты и бархатные смокинги. Дивангард заново наполнил кружки, Огрида и свою, и принялся расспрашивать, кто еще обитает сейчас в лесу и как это Огрид успевает за всем следить. Тот, расслабившись от вина и лестного внимания, перестал промокать глаза и увлеченно пустился в длинные рассуждения о разведении лечурок.
Тут фортуна фортуната слегка подтолкнула Гарри, и он заметил, что запасы спиртного, принесенного Дивангардом, быстро подходят к концу. Гарри еще ни разу не накладывал доливальное заклятие невербально, но сегодня смешно было и подумать о неудаче. Он лишь ухмыльнулся, когда незаметно для Огрида и Дивангарда (они обменивались историями про нелегальные сделки с яйцами драконов) под столом указал палочкой на пустеющие бутылки, и те немедленно вновь наполнились вином.
Спустя час или около того Огрид и Дивангард начали провозглашать всякие несуразные тосты: за «Хогварц», за Думбльдора, за эльфийское вино, за…
– Гарри Поттера! – взревел Огрид, опрокидывая в рот четырнадцатую кружку и обливая вином бороду.
– Точно, точно! – невнятно выкрикнул Дивангард. – За Парри Готтера, избранного мальчика, который… или… ну… как там это говорится, – промямлил он и тоже осушил свою кружку.
Вслед за тем Огрид опять впал в слезливость и всучил Дивангарду единорожий хвост. Дивангард запихал его в карман с криками:
– За дружбу! За щедрость! За десять галлеонов волосок!
Потом они сидели рядышком, обнявшись, и распевали длинную печальную песнь о смерти колдуна Одо.
– А-а-а-а, лучшие умирают молодыми, – пробормотал Огрид, слегка окосев, и уронил голову на руки. Дивангард продолжал руладить. – Мой папаша, к примеру… или твои мамка с папкой, Гарри…
Крупные слезы поползли из морщинистых глаз Огрида; он схватил Гарри за руку и сильно ее потряс.
– …лучше колдунов я не знал… ужас… ужас…
Дивангард жалобно голосил:
– …ужас, – в последний раз шумно вздохнул Огрид, уронил набок большую лохматую голову и громко захрапел.
– Извиняюсь, – икнув, сказал Дивангард. – Хоть убей, не могу вытянуть мотив.
– Огрид говорил не о вашем пении, – тихо объяснил Гарри. – А о смерти моих родителей.
– О! – воскликнул Дивангард, подавляя сильную отрыжку. – Ой, мама… Да, это… действительно ужас. Ужас… ужас…
Он явно не знал, что еще сказать, и удовольствовался тем, что заново наполнил кружки.
– Ты, наверное… ничего не помнишь? – неловко поинтересовался он.
– Нет… мне же был всего год, – ответил Гарри, глядя на пламя свечи, колышущееся от Огридова храпа. – Но потом я довольно много выяснил. Папа умер первым, вы знали?
– Я? Нет, – глухо откликнулся Дивангард.
– Да… Вольдеморт убил его, переступил через труп и направился к маме.
Дивангард содрогнулся, но не мог оторвать потрясенного взгляда от лица Гарри.
– Он велел ей отойти, – безжалостно продолжал тот. – Он мне говорил, что ей незачем было умирать. Его интересовал только я. Она могла спастись.
– Святое небо, – выдохнул Дивангард. – Она могла… ей было незачем… какой кошмар…
– И впрямь, да? – почти шепотом произнес Гарри. – А она даже не шелохнулась. Папа уже умер, но она не хотела, чтобы я тоже погиб. Она умоляла Вольдеморта… а он смеялся…
– Хватит! – неожиданно выкрикнул Дивангард, выставляя вперед трясущуюся руку. – Честное слово, мой мальчик, довольно… я старый человек… я не могу… не хочу слушать…
– Я совсем забыл, – соврал Гарри, вдохновляемый фортуной фортунатой, – она ведь вам нравилась, верно?
– Нравилась? – повторил Дивангард, и его глаза наполнились слезами. – Да представить невозможно, чтобы кто-то узнал ее и не полюбил… такая храбрая… такая веселая… все это такой ужас…
– А вы не хотите помочь ее сыну, – упрекнул Гарри. – Она отдала мне жизнь, а вам жалко воспоминания.
Хижину наполнил рокочущий храп Огрида. Гарри не отрываясь смотрел во влажные глаза Дивангарда. Тот, казалось, не мог отвести взгляда.
– Не говори так, – прошептал он. – Это не потому… если бы это помогло, тогда конечно… но ничего не изменится…