– У меня нет ни того ни другого, – выпалил Гарри, не успев прикусить язык.
– Нет, есть, – решительно возразил Думбльдор. – У тебя есть то, чего никогда не было у Вольдеморта. Ты умеешь…
– Знаю, знаю! – с досадой перебил Гарри. – Я умею любить! – Он с огромным трудом удержался, чтобы не добавить: «Тоже мне достижение!»
– Да, ты умеешь любить. – Думбльдор произнес это так, словно прочитал его мысли. – А это, если учесть историю твоей жизни, само по себе поразительно. Ты пока еще слишком юн, Гарри, и не понимаешь, какая ты необыкновенная личность.
– То есть слова пророчества про мою «силу, коя неведома Черному Лорду», – это про… любовь? – спросил Гарри, смутно чувствуя себя обманутым.
– Да, про любовь, – подтвердил Думбльдор. – Но учти: пророчество важно лишь потому, что в него верит Вольдеморт. Я уже говорил об этом в прошлом году. Вольдеморт решил, что ты – для него всех опаснее, и тем самым сделал тебя таковым!
– Но это же одно и…
– Ничего подобного! – слегка раздражился Думбльдор и, указывая на Гарри почерневшей рукой, произнес: – Ты придаешь пророчеству слишком большое значение!
– Но, – чуть не захлебнулся Гарри, – вы же сами сказали, что пророчество означает…
– А если б Вольдеморт никогда его не слышал, оно бы исполнилось? Означало бы хоть что-нибудь? Разумеется, нет! Думаешь, все, что хранится в Зале Пророчеств, обязательно исполняется?
– Но, – опешил Гарри, – в прошлом году вы говорили, что один из нас должен будет убить другого…
– Гарри, Гарри, потому только, что Вольдеморт совершил громадную ошибку и стал действовать, согласуясь с предсказанием профессора Трелони! Не убей он твоего отца, разве в твоей душе поселилась бы отчаянная жажда мести? Нет! А если бы твоей матери не пришлось умереть ради тебя, разве Вольдеморт дал бы тебе магическую защиту, которую теперь сам не может разрушить? Нет, нет и нет, Гарри! Неужели ты не понимаешь? Вольдеморт, как издревле все тираны, сам сотворил худшего своего врага! Представляешь ли ты, до какой степени тираны боятся тех, кого притесняют? Они сознают, что однажды среди многочисленных угнетенных найдется тот, кто поднимет голову и нанесет ответный удар! Вольдеморт не исключение! Он всегда караулил появление достойного соперника, а услышав пророчество, тут же начал действовать – и в результате не только сам выбрал человека, способного с ним покончить, но и лично снабдил его уникальным смертоносным оружием!
– Но…
– Очень важно, чтобы ты понял! – Думбльдор встал и зашагал по комнате; его блестящая мантия шуршала и развевалась. Гарри никогда еще не видел, чтобы Думбльдор так волновался. – Попытавшись убить тебя, Вольдеморт не только сам избрал себе в соперники выдающегося человека, который сидит сейчас передо мной, но и дал ему в руки средства для борьбы! Он сам виноват, что ты умеешь проникать в его мысли и угадывать его намерения, что ты понимаешь змеиный язык его приказаний! При всем том, Гарри, тебя, несмотря на эту привилегию (за которую, кстати, любой Упивающийся Смертью пошел бы на убийство), никогда не привлекала черная магия, ты никогда, ни на секунду, не выказывал ни малейшего желания примкнуть к Вольдеморту!
– Ну еще бы! – возмутился Гарри. – Он убил моих родителей!
– Одним словом, тебя защищает твоя способность любить! – громко сказал Думбльдор. – Единственное, что может противостоять силе Вольдеморта! Вопреки всем искушениям, всем страданиям твоя душа чиста, как в одиннадцать лет. Помнишь, ты смотрел в зеркало, отражавшее твое самое сокровенное желание? Ты желал не бессмертия или несметных богатств, нет – ты хотел лишь уничтожить Вольдеморта. Понимаешь ли ты, Гарри, сколь мало на свете людей, которые видели в этом зеркале нечто подобное? Вольдеморту уже тогда следовало догадаться, с кем он имеет дело, но он не понял!.. Теперь, однако, ему все известно. Ты проникал в его сознание без ущерба для себя, а он, как выяснилось в министерстве, не мог проникнуть в твое, не испытав страшных мучений. Едва ли он понимает почему; он так торопился изувечить свою душу, что не успел задуматься о несравненной силе души цельной и ясной.
– Но, сэр, – начал Гарри осторожно, чтобы Думбльдор не подумал, будто он спорит, – так или иначе все сводится к одному, верно? Я должен попытаться его убить или…
– Должен? – воскликнул Думбльдор. – Конечно, должен! Но не из-за пророчества! А потому, что ты не будешь знать покоя, пока не попробуешь! Мы оба это понимаем! Представь, пожалуйста, на минуточку, что ты не слышал никакого пророчества! Что бы ты тогда чувствовал к Вольдеморту? Подумай!