– Ясно, – кивнул Гарри, поглядев на бутылки с хересом. – Но вам не удалось войти?
Очень странно – комната ведь открылась, когда Гарри понадобилось спрятать учебник.
– Войти-то я вошла. – Профессор Трелони гневно воззрилась на стену. – Но внутри уже кто-то был.
– Да? Кто? – спросил Гарри. – Кто там был?
– Понятия не имею, – ответила профессор Трелони, от такой настойчивости немного оторопев. – Я вошла и услышала голос, хотя за все годы, что я прячу… то есть пользуюсь комнатой… такого ни разу не случалось.
– Голос? Что он говорил?
– Что говорил? Ничего не говорил, – сказала профессор Трелони. – Он скорее… вопил.
– Вопил?
– Торжествующе, – уточнила она.
Гарри впился в нее глазами:
– Мужской или женский?
– Могу только догадываться, но, пожалуй, мужской.
– И он чему-то радовался?
– Как сумасшедший, – презрительно ответила профессор Трелони.
– Как будто что-то праздновал?
– Совершенно верно.
– А потом?..
– Я крикнула: «Кто здесь?»
– А просто так вы не могли понять, кто это? – разочарованно поинтересовался Гарри.
– Мой Внутренний Взор, – с достоинством ответила профессор Трелони, поправляя шали и сверкающие бусы, – был устремлен на материи, находящиеся вдали от торжествующих воплей.
– Ясно, – кивнул Гарри; про Внутренний Взор профессора Трелони он слышал не раз и не два. – И этот человек назвался?
– Нет! – воскликнула она. – В глазах у меня стало черным-черно, и я вылетела из комнаты вперед головой!
– И вы не видели, что к тому идет? – не удержался Гарри.
– Нет, я же говорю, все почернело… – Она замолчала и подозрительно уставилась на него.
– Я думаю, вам надо рассказать профессору Думбльдору. Он должен знать, что Малфой торжествовал… в смысле, что вас вышвырнули из комнаты.
К удивлению Гарри, профессор Трелони горделиво выпрямила спину и холодно произнесла: – Директор дал мне понять, что желает сократить наше общение, а я не из тех, кто навязывает свое присутствие людям, которые меня не ценят. Если Думбльдор предпочитает не обращать внимания на предостережения карт…
Неожиданно ее костлявые пальцы впились в запястье Гарри.
– Снова и снова, как ни раскладывай…
Она драматически выхватила из-под шалей карту и прошептала:
– …башня, пораженная молнией. Катастрофа. Несчастье. И с каждым разом все ближе…
– Ясно, – опять кивнул Гарри. – В общем… по-моему, вам все же лучше рассказать Думбльдору про голос. И как все потемнело, а вас вышвырнуло из комнаты…
– Ты считаешь? – Профессор Трелони задумалась, но Гарри видел, что ей страшно хочется снова поведать кому-нибудь о своем приключении.
– Я как раз иду к нему, – сообщил Гарри. – У меня с ним встреча. Можем пойти вместе.
– Раз так, хорошо, – улыбнулась профессор Трелони. Она наклонилась, подхватила бутылки и без лишних раздумий кинула их в большую сине-белую вазу в стенной нише. – Как мне не хватает тебя на уроках, Гарри, – задушевно произнесла профессор Трелони, вышагивая рядом с ним. – Конечно, ты никогда толком не Видел… зато был замечательным Объектом…
Гарри не ответил; в свое время ему страшно не нравилось быть Объектом ее бесконечных трагических предсказаний.
– Боюсь, – продолжала профессор Трелони, – что наш коняга… прости, кентавр… полный профан в карточном гадании. Я спрашивала его – как ясновидящий ясновидящего, – не ощущает ли и он отдаленных вибраций грядущей беды. Но он буквально поднял меня на смех. На смех!
Она истерично повысила голос, и на Гарри ощутимо пахнуло хересом, хотя бутылки остались в вазе.
– Наверное, глупая лошадь слышала разговоры о том, что я будто бы не унаследовала дар моей прапрабабки. Завистники, дитя, кругом завистники… Знаешь, что я отвечаю таким людям, Гарри? Разве Думбльдор дал бы мне место педагога в нашей замечательной школе, разве доверял бы мне все эти годы, если б я не доказала своей полезности?
Гарри промямлил что-то неопределенное.
– Я хорошо помню нашу с ним первую встречу, – хрипло продолжала профессор Трелони. – Он был так потрясен, так потрясен… Я остановилась в «Башке борова»… Кстати, не рекомендую – клопы, мой мальчик… однако средства подходили к концу… да… Думбльдор оказал мне честь, посетил меня в моей скромной обители… задавал вопросы… признаюсь, вначале мне показалось, что он не слишком высокого мнения о прорицании… и вдруг, помню, мне стало как-то странно, я мало ела в тот день… а потом…
И тут Гарри стал слушать очень внимательно. Он знал, что было потом: Трелони произнесла пророчество, изменившее всю его жизнь, – пророчество о нем и Вольдеморте.