Выйти из общей гостиной оказалось просто: в портретную дыру как раз влезали Джинни и Дин; Гарри протиснулся между ними, случайно задев Джинни.
— Не надо меня подсаживать, Дин, — с легким раздражением бросила она. — Вечно ты со своей помощью, я прекрасно могу сама…
Портрет, качнувшись, закрылся, но Гарри все-таки услышал, как огрызнулся Дин… Еще больше возликовав, Гарри легко зашагал по замку. Никто не встречался ему на пути и прятаться не приходилось, но он нисколько не удивлялся: сегодня он был самым удачливым человеком в «Хогварце».
Почему обязательно надо идти к Огриду, он и понятия не имел. Казалось, зелье освещает его путь всего на несколько шагов вперед: конечного пункта не видно и когда появится Дивангард, неизвестно, зато ясно, что наградой будет воспоминание. В вестибюле Гарри увидел, что Филч забыл запереть входную дверь, и, просияв, распахнул ее. Пару мгновений он просто стоял, наслаждаясь запахами травы и вечерней свежести, а потом спустился с крыльца навстречу сгущающимся сумеркам.
На нижней ступеньке он вдруг осознал, что к Огриду приятней всего идти через огород. Это было не совсем по пути, но Гарри знал, что должен повиноваться своему капризу, и направился прямиком к грядкам, где увидел Дивангарда, беседовавшего с профессором Спаржеллой. Он обрадовался, не испытывая, впрочем, особого удивления, шмыгнул за низкую каменную ограду и, чувствуя себя в ладу со всем миром, стал слушать их разговор.
— …огромное спасибо, что потратили на меня столько времени, Помона, — церемонно благодарил Дивангард. — Большинство признанных авторитетов сходятся в том, что они наиболее действенны, если собраны в сумерках.
— Совершенно согласна, — горячо поддержала профессор Спаржелла. — Этого достаточно?
— Вполне, вполне, — покивал Дивангард. Гарри увидел у него в руках охапку каких-то стеблей. — Тут по несколько листьев на каждого третьеклассника плюс еще немного, если кто-то их перепарит… ну-с, доброго вам вечера и еще раз огромное спасибо!
Профессор Спаржелла ушла в темноту к своим теплицам, а Дивангард направил стопы туда, где стоял невидимый Гарри.
Повинуясь внезапному порыву, Гарри изящным движением сдернул с себя плащ.
— Добрый вечер, профессор.
— Мерлинова борода, как ты меня напугал, — сказал Диванград, застывая на месте. Он подозрительно посмотрел на Гарри. — Как ты вышел из замка?
— По-моему, Филч забыл запереть двери, — весело ответил Гарри и с радостью увидел, что Дивангард нахмурился.
— Кажется, придется на него заявить; если тебе интересно мое мнение, этого человека больше волнует мусор, чем собственно безопасность… Однако зачем ты здесь, Гарри?
— Видите ли, сэр, дело в Огриде, — Гарри совершенно точно знал, что сейчас самое правильное — говорить правду. — Он ужасно расстроен… но… вы никому не скажете, профессор? Я не хочу, чтобы у него были неприятности…
Ему удалось разбудить любопытство Дивангарда.
— Не обещаю, — пробурчал тот. — Но я знаю, что Думбльдор всецело доверяет Огриду, и уверен, что он не мог совершить ничего ужасного…
— Понимаете… у Огрида много лет был гигантский паук… он жил в Запретном лесу… умел разговаривать и все такое…
— Мне говорили, что в лесу обитают акромантулы, — тихо произнес Дивангард, оглядываясь на стену черных деревьев. — Значит, это правда?
— Да, — кивнул Гарри. — Но первый, Арагог, которого вырастил Огрид, вчера ночью умер. Огрид совершенно разбит и просил, чтобы кто-то был с ним на похоронах. Я обещал прийти.
— Как трогательно, — рассеянно проговорил Дивангард, уставив большие печальные глаза на далекие огоньки в хижине Огрида. — М-да… однако… яд акромантул чрезвычайно ценен… раз животное только что умерло, он, возможно, еще не высох… я, конечно, человек не бездушный, и если Огрид так расстроен… но если можно извлечь хоть сколько-то… что ни говори, от живой акромантулы яда не добудешь…
Казалось, Дивангард разговаривает не с Гарри, а с самим собой.
— …не собрать было бы непростительно… сотня галлеонов за пинту… у меня, откровенно говоря, не такое большое жалование…
Гарри вдруг ясно понял, что нужно делать.
— Знаете, — с очень убедительной нерешительностью сказал он, — если б вы захотели прийти на похороны, Огрид бы очень обрадовался… почетнее для Арагога, понимаете…
— Конечно, конечно, — в глазах Дивангарда вспыхнул энтузиазм. — Вот что, Гарри, встретимся там… я возьму бутылочку-другую… выпьем за… в смысле, помянем несчастное животное… проводим с честью… И надо сменить галстук, этот чересчур яркий для такого случая…
Он заторопился в замок, а Гарри, в полном восторге от самого себя, побежал к Огриду.
— Пришел, — прохрипел Огрид, когда открыл дверь и увидел Гарри, появившегося из-под плаща-невидимки.
— Да… а вот Рон с Гермионой не смогли, — сказал Гарри. — Они просили извиниться.
— Нева… неважно… все равно, Гарри, ему было бы очень приятно…
Огрид громко всхлипнул. Его глаза покраснели и распухли; на рукаве была надета черная повязка, сделанная, похоже, из тряпки, пропитанной гуталином. Гарри утешающе похлопал великана по локтю — выше дотянуться не удалось.
— Где мы его похороним? — спросил он. — В лесу?
— Ты что, нет! — воскликнул Огрид, промокая бесконечный поток слез подолом рубашки. — Как Арагог помер, другие пауки меня и близко не подпускают. Оказывается, они меня не ели только по его приказу! Можешь себе такое представить, Гарри?
Честным ответом было бы «да»; Гарри удивительно живо помнил страшную сцену, когда они с Роном столкнулись лицом к лицу с акромантулами и очень хорошо поняли, что Огрид жив лишь благодаря Арагогу.
— Чтоб в лесу было место, куда мне нельзя зайти! — Огрид неверяще помотал головой. — Знал бы ты, как я забирал у них Арагога… они ведь, понимаешь, своих мертвецов съедают… а я хотел схоронить честь по чести… как положено…
Бедняга разрыдался. Гарри снова похлопал его по локтю, проговорив при этом (зелье подсказывало, что делать):
— Я по дороге встретил профессора Дивангарда.
— Неприятностей-то у тебя не будет, нет? — забеспокоился Огрид. — Вам же нельзя выходить из замка в такую поздноту, это я виноват…
— Нет, нет, когда он узнал, зачем я иду, то сказал, что тоже хочет отдать Арагогу последний долг, — сказал Гарри. — Он пошел переодеться во что-нибудь подходящее… и обещал принести вина, чтобы помянуть Арагога…
— Правда? — Огрид был потрясен и одновременно тронут. — Это… это… очень любезно с его стороны, очень… и тебя не выдал, смотри-ка. Я раньше с Горацием Дивангардом особо дел не имел… придет проводить Арагога, надо же… да… старине Арагогу это понравилось бы…
Гарри подумал, что в Дивангарде старине Арагогу больше всего понравилось бы обилие мяса, но оставил свое мнение при себе и отошел к заднему окошку хижины. Оттуда открывалось весьма неприятное зрелище: огромный мертвый паук, который лежал на спине, поджав перепутавшиеся между собой лапищи.
— Так мы его здесь похороним, в твоем саду?
— Я решил, прямо за тыквенной грядкой, — сдавленно ответил Огрид. — Я уж и… это… могилку выкопал… Просто, думаю, надо ж над ним слова какие-нибудь произнести хорошие… воспомнить чего-нибудь радостное, как водится…
Его голос дрогнул; он замолчал. Тут раздался стук в дверь, и Огрид пошел открывать, попутно сморкаясь в гигантский платок из симпатичной ткани в горошек. Дивангард, в строгом черном галстуке и с охапкой бутылок в руках, торопливо переступил порог.
— Огрид, — трагическим тоном произнес он, — соболезную вашей потере.
— Благодарю, что пришли, — сказал Огрид. — Огромное спасибо. И спасибо, что не наложили взыскания на Гарри…
— Что вы, как можно! — воскликнул Дивангард. — Горестный день, горестный день… а где же несчастное создание?
— Там, на улице, — надтреснуто отозвался Огрид. — Может… уже пойдем?
Они вышли на задний двор. Над деревьями висела луна; в ее бледных лучах, смешивающихся со светом из окон хижины, был виден Арагог. Он лежал на краю огромной ямы, возле которой возвышался десятифутовый холм свежевыкопанной земли.