Гарри замолчал и посмотрел в окно. Он всё никак не мог перестать думать о непростительной доверчивости Дамблдора… Но ведь, как невольно напомнила Эрмиона, он и сам точно так же попался! Рукописные заклинания на полях учебника становились с каждой страницей всё более жестокими, однако он отказывался плохо думать о Принце, который был столь умён и так ему помог…
Так ему… ПОМОГ! Теперь эта мысль казалась почти невыносимой…
— Всё равно не понимаю, почему Снэйп не сдал тебя, почему не уличил в использовании своего учебника, — развёл руками Рон. — Он-то всяко был в курсе, откуда взялись твои знания.
— Он ЗНАЛ, — с горечью отозвался Гарри. — Он понял, когда я воспользовался Рассекатумом. Тут и мыслечтения не требовалось… вполне возможно, он догадался ещё раньше, когда Хорохорн рассказывал о моих достижениях в Алхимии… эх, и зачем только Снэйп оставил свой старый учебник в том чулане!
— Но почему он всё-таки не выдал тебя?
— Думаю, не хотел, чтобы его хоть как-то связывали с этой книгой, — предположила Эрмиона. — Дамблдор вряд ли пришёл бы в восторг если б узнал. И даже притворись Снэйп, что учебник не его, Хорохорн обязательно распознал бы почерк бывшего студента. В любом случае, книга хранилась именно в классе алхимии, а Дамблдор — я уверена — знал, что фамилия матери Снэйпа — Принц.
— Я должен был показать учебник Дамблдору, — сокрушался Гарри. — Дамблдор всё это время демонстрировал мне, каким чудовищем Волдеморт был ещё в школе, а я, идиот, держал в руках доказательство, что Снэйп — такой же…
— Чудовище — сильное выражение, — тихо произнесла Эрмиона.
— Сама же твердила, что эта книга опасна!
— Я пытаюсь сказать, Гарри, что ты слишком строго себя судишь. Конечно, чувство юмора у Принца весьма гаденькое — это резало глаз, но мне бы и в голову не пришло, будто он способен на убийство…
— Никто из нас не смог бы предположить, что Снэйп… в общем, ты понимаешь, — сконфуженно добавил Рон.
Друзья замолчали. Каждый размышлял о своём, но Гарри был уверен, что остальные — как и он — думали о завтрашнем дне, утром которого им предстояло навсегда проститься с Дамблдором. Гарри ни разу раньше не приходилось присутствовать на похоронах: Сириуса хоронить не пришлось… Юноша не знал, чего ожидать, и немного волновался, думая о том, что ему предстоит увидеть, и как он это воспримет.
Гарри задавался вопросом: станет ли для него смерть Дамблдора более реальной после похорон? Да, бывали минуты, когда юношу захлёстывало отчаяние от осознания ужасной правды; но были и периоды эмоциональной пустоты, когда — несмотря на незатихающие пересуды в замке — всё равно с трудом верилось, что Дамблдора больше нет.
Правда, надо признать, теперь Гарри не пытался ухватиться за воображаемую соломинку, как после гибели Сириуса, не искал в отчаянии какой-то невероятной возможности, с помощью которой Дамблдору удалось бы вернуться…
Юноша нащупал в кармане холодную цепочку фальшивого хоркрукса. Теперь Гарри всегда носил этот медальон с собой, — не талисманом, но напоминанием о великой плате, отданной за него.
На следующий день он встал рано, чтобы успеть упаковать вещи: Хогвартс-экспресс отправлялся через час после похорон. Гарри спустился к завтраку. В Большом зале стояла непривычная тишина, казалось, никто из присутствующих не проголодался… Студенты и преподаватели были одеты в парадные мантии.
Троноподобное кресло директора за учительским столом профессор Мак-Гонагалл оставила незанятым. Кресло Хагрида тоже пустовало; Гарри решил, что лесничий, вероятно, просто не в силах смотреть на еду. Однако на месте Снэйпа уже бесцеремонно угнездился Руфус Скримджер. Желтоватые глаза министра шарили по залу, и Гарри попытался избежать этого взгляда: у юноши возникло неприятное ощущение, что Скримджер высматривает именно его. В министерской свите Гарри разглядел рыжую шевелюру и роговые очки Перси Висли. Рон не подавал вида, будто заметил присутствие брата, и лишь с необычной жестокостью кромсал копчёного лосося.
За столом Слитерина перешёптывались Крабб и Гойл. В отсутствие долговязого бледного Малфоя, обычно сидевшего между ними и отдававшего приказы, они, несмотря на свои устрашающие размеры, выглядели как-то сиротливо.
Сейчас Гарри почти не думал о Малфое, вся его ненависть сосредоточилась на Снэйпе. Однако… юноша не забыл ни страха, звучавшего в голосе слитеринца там, на Башне, ни того, что Драко опустил волшебную палочку перед тем, как подоспели другие Пожиратели смерти… Гарри не верилось, что Малфой смог бы убить Дамблдора. Да, гриффиндорец по-прежнему презирал Драко за помешательство на Тёмных искусствах, но сейчас эта неприязнь смешивалась с крошечной толикой жалости. Гарри задавался вопросом, где же Малфой теперь и что Волдеморт заставляет его делать под страхом убийства родителей?
Но тут Джинни слегка подтолкнула Гарри локтём, и тот отвлёкся от своих мыслей. Профессор Мак-Гонагалл встала, и грустный гул разговоров в Зале немедленно затих.
— Пора. Прошу вас, следуйте за деканами ваших факультетов. Гриффиндорцы, за мной.
Все безмолвно поднялись из-за столов. Во главе слитеринцев Гарри разглядел Хорохорна, облачённого в роскошную изумрудно-зелёную мантию, расшитую серебром. Юноша никогда ещё не видел профессора Росток, декана Хаффлпаффа, одетой настолько аккуратно, в шляпе без единой заплатки… В вестибюле студентам встретилась мадам Пинс, до колен задрапированная в чёрную вуаль. Библиотекаря сопровождал благоухавший нафталином Филч в ветхом чёрном костюме и при галстуке.
Оказавшись на каменных ступенях парадного входа, Гарри увидел, что процессия направлялась к озеру. Ласковое солнце согревало лица гриффиндорцев, шагавших за профессором Мак-Гонагалл туда, где сотни пока ещё пустых стульев были развёрнуты к мраморному постаменту, возвышавшемуся в конце центрального прохода.
Стоял прекрасный летний день.
Половину мест уже занимали самые разные люди: старые и молодые, оборванные и элегантно одетые. Большинство из них было незнакомо Гарри; но кое-кого, включая членов Ордена Феникса, он узнал: Кингсли Кандалболта, Дикоглаза Хмури, мистера и миссис Висли, Билла — его поддерживала Флёр. За ними, облачённые в чёрные куртки из драконьей кожи, следовали Фред и Джордж. Рем Лупин и Тонкс (чьи волосы чудесным образом вновь обрели ярко-розовый цвет), кажется, держались за руки… Ещё Гарри разглядел мадам Максим, в одиночку занимавшую два с половиной стула, хозяина «Дырявого Котла» Тома, свою соседку-сквиба Арабеллу Фигг, косматого бас-гитариста из ансамбля «Вещие Сестрички» и Эрни Бомбардира, водителя «Ночного Рыцаря»… Присутствовали здесь и мадам Малкин, владелица магазина одежды на Диагон-аллее, и люди, с которыми Гарри едва был знаком: бармен из «Свиной Башки» и ведьма, катавшая тележку с обедами в Хогварс-экспрессе.
Школьные привидения тоже пришли. Еле различимые при ярком солнечном свете, они слабо мерцали в воздухе и становились заметными, лишь когда двигались.
Гарри, Рон, Эрмиона и Джинни заняли места в конце ряда у самого озера. Пенье птиц заглушало тихий, как шелест ветра в траве, шёпот людей…
Толпа продолжала расти. При взгляде на Луну, помогавшую Невиллу устроиться на стуле, на душе у Гарри потеплело. Только эти двое из всей ДА откликнулись на призыв Эрмионы в ночь гибели Дамблдора… Гарри понимал, почему: они больше других скучали по занятиям и, вероятно, постоянно проверяли свои монеты в надежде, что очередной сбор всё-таки состоится…
С несчастным выражением лица, вертя в руках зелёную шляпу-котелок, мимо прошёл Корнелий Фадж… Затем Гарри разглядел Риту Москиту. От вида блокнота, зажатого в её руке с красными когтями, его обуяла ярость, которая дошла до предела в момент появления Долорес Хамбридж, с неубедительным выражением печали на жабьей физиономии и чёрным бархатным бантиком на кудряшках стального цвета. Заметив Флоренца, безмолвным стражем стоявшего у кромки воды, бывшая инквизиторша шарахнулась в сторону и, развив небывалую прыть, устремилась к самому дальнему от кентавра ряду…