Выбрать главу

Последними заняли места преподаватели. Угрюмый министр магии с достоинством восседал в первом ряду рядом с профессором Мак-Гонагалл. Гарри задумался, действительно ли Скримджер или кто-либо из присутствовавших важных персон сожалели, что Дамблдора больше нет… но внезапно послышалась странная, нечеловеческая музыка, и, позабыв о неприязни к министерству, юноша заозирался. И не только он: многие, сидевшие рядом, тоже настороженно осматривались.

— Там! — шепнула на ухо Джинни.

И Гарри увидел… в нескольких дюймах от поверхности прозрачной, зелёной, пронизанной солнечным светом воды… русалов, хором певших на диковинном, непонятном языке; по бледным лицам пробегала рябь, фиолетовые волосы клубились в воде. Гарри в первый миг едва не принял их за инфери… От звуков этих голосов волосы на голове встали дыбом. Но песня не внушала ужаса: она говорила о горе и утрате. Глядя вниз, на исступлённые лица певцов, юноша почувствовал, что русалы, по крайней мере, искренне сожалеют о смерти Дамблдора.

Потом Джинни снова подтолкнула Гарри, и он оглянулся.

По проходу медленно шёл Хагрид с мокрым от слёз лицом. Беззвучно рыдая, он прижимал к груди, как сразу понял Гарри, тело Дамблдора, завёрнутое в фиолетовый бархат с сияющими золотыми звёздами… На мгновение горло пронзила острая боль: жуткая музыка и сознание того, что мёртвый Дамблдор так близко, казалось, унесли тепло летнего дня. Рон сидел с побелевшим от горя лицом; Джинни и Эрмиона захлёбывались слезами.

Разглядеть происходившее впереди оказалось нелегко. Должно быть, Хагрид положил тело на постамент и теперь брёл по проходу, сморкаясь так громко и трубно, что некоторые, включая Долорес Хамбридж, возмущённо оборачивались… Но Гарри знал, что Дамблдору было бы всё равно. Когда Хагрид проходил мимо, юноша помахал ему, но глаза несчастного опухли от слёз, и казалось удивительным, что он вообще видел, куда идти. Оглянувшись, Гарри обнаружил ориентир лесничего: в последнем ряду возвышался Гроуп, в куртке и штанах размерами с полковые палатки. Он кротко, как-то очень по-человечески, склонил безобразную, огромную, как валун, голову. Когда Хагрид сел рядом, Гроуп дружески хлопнул его по голове, да так сильно, что ножки стула ушли в землю. Гарри чуть было не рассмеялся… Но тут музыка затихла, и он снова стал наблюдать за происходящим впереди.

Маленький лохматый человек в неказистой чёрной мантии подошёл к постаменту. Гарри не мог расслышать, что именно говорил оратор: поверх сотен голов доносились лишь обрывки речи, ничего не значащие слова… «благородство души»… «интеллектуальный вклад»… «величие сердца»… Фразы имели мало общего с тем Дамблдором, которого знал Гарри. Внезапно юноша вспомнил о пристрастии директора к смешным словечкам вроде «простофиля», «прищепка», «баю-бай», и вновь пришлось сдержать улыбку… да что же это с ним происходит?

Слева послышался тихий всплеск: русалы выглянули на поверхность и тоже внимали. Гарри вспомнил, как два года назад неподалёку от этого места Дамблдор сидел на корточках у кромки озера и говорил по-русалочьи с предводительницей морского народа. Где же Дамблдор научился русалочьему языку? О стольком Гарри не спросил, столького не рассказал сам…

И внезапно нахлынуло осознание ужасной правды, на этот раз окончательно и бесповоротно. Дамблдор мёртв, его больше нет… Гарри крепко, до боли, сжал в ладони холодный медальон, но всё равно не смог удержать горячий поток слёз; он отвернулся от Джинни и перевёл взгляд на озеро, и дальше, на лес, а маленький человечек в чёрном всё бормотал…

Какое-то движение среди деревьев… Это кентавры явились отдать последние почести Дамблдору. Они не вышли из леса, но Гарри заметил едва видимые в тени зарослей фигуры. Вооружённые луками, кентавры неподвижно стояли и наблюдали за церемонией. И Гарри вспомнился первый, жуткий, как страшный сон, поход в лес… первое столкновение с Волдемортом в его тогдашнем обличии и последовавший разговор с директором о борьбе и поражении… Дамблдор сказал тогда, что главное — не сдаваться и продолжать борьбу, и только так можно отсрочить наступления зла снова и снова, хотя полностью уничтожить его не удастся…

И сейчас, в лучах яркого летнего солнца, Гарри вдруг ясно увидел тех, кто любил и заботился о нём… Один за другим перед мысленным взором вставали мама, папа, крёстный и, наконец, Дамблдор… люди, исполненные решимости защитить Гарри…

Только теперь всё это в прошлом. Он больше никому не позволит встать между собой и Волдемортом. Чувство абсолютной защищённости в объятиях родителей — всего лишь иллюзия. С ней следовало распрощаться ещё в годовалом возрасте. От этого кошмара невозможно пробудиться; отныне никто не утешит Гарри, прошептав в темноте, что всё хорошо, он в безопасности, а этот ужас лишь плод воображения. Ушёл из жизни последний, самый могущественный защитник, и теперь Гарри стал более одинок, чем когда-либо прежде.

Наконец человечек в чёрном закончил вещать и вернулся на своё место. Гарри ожидал, что поднимется кто-нибудь другой, возможно — министр, что последуют другие речи… но никто не встал.

Кто-то вскрикнул: вокруг постамента взметнулось яркое, белое пламя. Оно поднималось всё выше и выше, заслоняя тело… Клубы белого дыма причудливо свивались в небе. На мгновение Гарри показалось, что он увидел гордого феникса, улетавшего в синеву, и сердце юноши замерло… но в следующий момент пламя исчезло. Теперь на месте погребального костра возвышалась белая мраморная гробница, укрывшая постамент с телом Дамблдора.

Вновь послышались испуганные возгласы: в воздухе ливнем просвистели стрелы. Но все они упали вдали от толпы, и Гарри понял: это был прощальный салют кентавров, которые тут же растворились в тени деревьев. Вслед за ними пропали из виду русалы, медленно погрузившись в зелёные воды…

Гарри посмотрел на своих друзей. Лицо Рона искажала гримаса, словно его слепил солнечный свет, лицо Эрмионы было мокрым от слёз… но Джинни больше не плакала. Она встретила взгляд Гарри таким же твёрдым, горящим взглядом, как перед первым объятием — после победы Гриффиндора в квиддитчном первенстве… И Гарри почувствовал, что в этот момент они полностью понимают друг друга, и когда он скажет то, что собирался, Джинни не воскликнет: «Будь осторожен!» — или — «Не надо, не делай этого». Она примет его решение, потому что меньшего не ждёт. И Гарри наконец собрался с духом сказать то, что должен был сказать сразу же после смерти Дамблдора.

— Джинни, послушай… — начал он очень тихо; люди вокруг стали подниматься, нарастал гул разговоров. — Мне нельзя быть с тобой. Мы не должны больше встречаться. Нам нельзя быть вместе.

— Это ведь по какой-то глупой, благородной причине? — она как-то неестественно, горько улыбнулась.

— Последние несколько недель с тобой… они будто из чьей-то другой жизни. Но я не могу… нам нельзя… То, что мне предстоит, я должен совершить один.

Джинни не плакала, просто смотрела на Гарри.

— Волдеморт использует слабости своих врагов, их близких. Однажды он уже использовал тебя — сестру моего лучшего друга — как приманку… Пойми, ты будешь в ещё большей опасности, если наши отношения продолжатся. Он узнает о нас, он догадается. И сделает всё, чтобы добраться до меня — через тебя…

— А если мне всё равно?! — в отчаянии воскликнула Джинни.

— Зато мне — не всё равно, — покачал головой Гарри. — Подумай, что бы я чувствовал, если бы сейчас хоронили тебя?.. По моей вине…

Девушка отвела взгляд.

— Знаешь… я никогда не теряла надежды, что мы будем вместе, — почти прошептала она. — Честно. Я всегда верила в это… Эрмиона посоветовала встряхнуться, встречаться с другими ребятами и не комплексовать так в твоём присутствии… Помнишь ведь, каждый раз, когда ты входил в комнату, я теряла дар речи? Она считала, что ты обратишь на меня внимание, если я стану вести себя ну… как обычно.