— Ему хотелось, чтобы я поведал волшебному сообществу, как замечательно Министерство выполняет свою работу, — усмехнулся Гарри.
Директор улыбнулся.
— Первоначально это была идея Фаджа. Он отчаянно пытался удержаться в кресле министра, и последние несколько дней своего пребывания в должности искал возможность поговорить с тобой, надеясь получить поддержку…
— После всего, сотворённого Фаджем в прошлом году? — не поверил Гарри. — После Хамбридж?
— Я предупредил Корнелия о безнадёжности этой затеи. Но с его отставкой идея не умерла. Я встретился со Скримджером через несколько часов после его назначения, и он потребовал встречи с тобой.
— Так вот почему вы повздорили! — догадался Гарри. — Я прочитал об этом в «Ежедневном пророке».
— В «Пророке» иногда пишут правду, — сказал Дамблдор. — Хотя, как правило, случайно. Да, именно по этому вопросу у нас возникли разногласия. Но, похоже, Руфус всё-таки сумел до тебя добраться.
— Он обвинил меня в том, что я целиком и полностью человек Дамблдора.
— Очень грубо с его стороны.
— Я ответил ему, что он прав.
Дамблдор открыл рот, собираясь заговорить, и закрыл его снова. Тихо курлыкнул сидящий позади Гарри феникс Фокс. Ярко-голубые глаза директора подозрительно заблестели, а заметивший это юноша смутился и торопливо уткнулся взглядом в свои колени. Правда, когда Дамблдор всё-таки заговорил, голос его звучал твёрдо.
— Я очень тронут, Гарри.
— Скримджер хотел знать, где вы бываете, когда покидаете Хогвартс, — отозвался Гарри, продолжая упорно разглядывать колени.
— Да, он не в меру любопытен насчёт этого, — в голосе директора зазвучало веселье, и Гарри наконец решился поднять голову. — Он даже пытался за мной проследить. Забавно, честно говоря. Он повесил мне на хвост Галкиса. Не слишком-то вежливо. Однажды мне уже пришлось заколдовать Галкиса, теперь, с величайшим прискорбием, я сделал это вновь.
— Значит, они всё ещё не знают, куда вы уходите? — задавая вопрос, Гарри и сам втайне надеялся получить побольше информации на столь интригующую тему.
Но Дамблдор лишь с улыбкой посмотрел на него поверх своих очков-полумесяцев:
— Нет, не знают, и тебе тоже знать рановато. Поэтому, если у тебя больше ничего ко мне нет, предлагаю продолжить…
— Вообще-то есть, сэр, — ответил Гарри. — Это касается Малфоя и Снэйпа.
— Профессора Снэйпа, Гарри.
— Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечеринке профессора Хорохорна… Если честно, я следил за ними…
Дамблдор внимал рассказу с невозмутимым выражением лица. Когда юноша закончил, директор несколько секунд помолчал, а затем проговорил:
— Спасибо за информацию, Гарри, но рекомендую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что это столь уж важно.
— Не столь уж важно? — поразился Гарри. — Профессор, вы не поняли?..
— Гарри, поскольку природа наделила меня, не побоюсь этого слова, выдающимся интеллектом, я понял всё, сказанное тобой, — Дамблдор не скрывал иронии. — Полагаю, ты не ошибёшься, посчитав, что я понял даже больше тебя. Повторяю: я рад твоему решению поставить меня в известность, но, могу заверить, я не услышал ничего, заставившего меня беспокоиться.
Гарри молчал, ошарашенно уставившись на Дамблдора. Что же это получается? Выходит, Дамблдор сам поручил Снэйпу разузнать о занятиях Малфоя — и, следовательно, всё, о чём сейчас поведал ему Гарри, уже узнал от Снэйпа? Или директор просто скрывает свою тревогу?
— Значит, сэр, — начал Гарри вежливым и спокойным, как он надеялся, тоном, — вы всё ещё продолжаете доверять?..
— Мне достало терпения уже ответить на этот вопрос, — отрезал Дамблдор, терпение которого в данный момент, судя по голосу, подходило к концу. — Ничего нового я не сообщу.
— Полагаю, нет, — послышался ехидный комментарий: Финеас Найджелус, очевидно, лишь притворялся спящим.
Дамблдор пропустил его слова мимо ушей.
— А теперь, Гарри, нам, наконец, следует перейти к делу. Сейчас у нас есть гораздо более насущные проблемы, требующие внимания.
Гарри внутренне готов был взбунтоваться. Может быть, стоило отказаться от смены темы и настоять на обсуждении действий Малфоя? Словно прочитав мысли юноши, Дамблдор покачал головой:
— Ах, Гарри, как часто такое происходит, даже между лучшими друзьями! Каждый человек полагает, что волнующие его вопросы куда значительнее того, о чём собирается говорить собеседник, но кому-то так или иначе приходится уступать…
— Я не считаю, что вы собираетесь говорить о пустяках, сэр, — выдавил Гарри.
— И правильно, поскольку это действительно важно, — оживился Дамблдор. — У меня есть ещё два воспоминания — ты их сегодня увидишь. Оба они добыты с огромным трудом, и второе я полагаю первостепенным среди собранных мной.
Гарри промолчал. Он по-прежнему был рассержен столь равнодушным отношением к своим новостям, но не видел смысла спорить дальше.
— Итак, — громким голосом начал Дамблдор, — тема нашей сегодняшней встречи — продолжение истории Тома Ребуса, которого мы оставили в прошлый раз на самом пороге Хогвартса. Ты помнишь, как он был взволнован, узнав, что является волшебником, как отказался от моего сопровождения в поездке на Диагон-аллею, и как я предупредил его о недопустимости дальнейшего воровства по прибытии в школу.
Но вот начался учебный год, и Том Ребус, тихий мальчик в поношенной одежде, вместе с другими первоклассниками оказался в очереди на сортировку. Он попал в Слитерин практически сразу же, едва Сортировочная шляпа коснулась его головы, — продолжал Дамблдор, повреждённой рукой указав вверх — на полку, где неподвижно лежала древняя шляпа. — Насколько быстро Ребусу довелось узнать об умении знаменитого основателя колледжа говорить со змеями, мне неизвестно — возможно, в тот же вечер. Это вполне могло заставить его возгордиться. Однако если он и пугал кого-то или просто похвалялся перед приятелями-слитеринцами, демонстрируя в гостиной своё знание змеиного языка, учителя ничего об этом не знали. Он никак не проявлял своё высокомерие или агрессивность. Будучи необычайно талантливым и очень симпатичным сиротой, он, естественно, с самого начала вызывал у преподавателей повышенное внимание и сочувствие. Он казался спокойным, уравновешенным и стремящимся к знаниям учеником. Почти на всех он производил весьма благоприятное впечатление.
— Так вы никому не рассказали о том, что видели и слышали в приюте, сэр? — спросил Гарри.
— Нет, не рассказал. Хотя Том и не обнаружил никакого намёка на раскаяние, нельзя было исключить, что он сожалел о прошлом и собирался начать всё с чистого листа. Я хотел дать ему такой шанс.
Дамблдор замолчал и вопросительно взглянул на юношу, открывшего было рот, собираясь возразить. Опять эта склонность Дамблдора верить людям, явно того не заслуживающим! Однако тут Гарри кое-что припомнил…
— Но ведь вы не слишком-то доверяли ему? Он говорил мне… ну, Ребус, из дневника… Он сказал: «Дамблдору я никогда не нравился так, как другим учителям».
— Вернее, я не считал его вполне заслуживающим доверия, — заметил Дамблдор. — Так вот — я уже говорил, что решил за ним присматривать, а потому не выпускал из поля зрения. Не стану утверждать, будто много узнал поначалу. Том вёл себя очень скрытно, несомненно чувствуя, что, находясь в эйфории от раскрытия своей истинной сути, излишне разоткровенничался со мной. Он старался более не допускать подобной ошибки, но вернуть прошлое, разумеется, был не в силах. Беспокоило его и то, что я мог узнать о нём от миссис Коул. Так или иначе, он понимал: не стоит и пытаться произвести на меня столь же благоприятное впечатление, как на моих коллег.
За время учёбы он собрал вокруг себя группу преданных друзей. Я говорю «друзья» за неимением более подходящего слова, хотя, как я уже отмечал, Ребус, бесспорно, не испытывал к ним ни малейшей привязанности. Эта группа обладала своего рода мрачной притягательностью и представляла собой весьма разношёрстную компанию: малодушные прохвосты, ищущие покровительства, честолюбцы, жаждущие урвать свой кусок славы, и негодяи, нуждающиеся в лидере, способном продемонстрировать самую изощрённую жестокость. Иначе говоря, они были предтечами Пожирателей смерти, и некоторые из них действительно стали впоследствии первыми из Пожирателей.