Морфин не сопротивлялся, когда его препровождали в Азкабан. Единственное, что его беспокоило — это пропажа отцовского перстня. «Он убьёт меня за эту потерю, — раз за разом повторял он тюремщикам. — Он убьёт меня за потерю своего кольца». Больше он никогда ничего не говорил. Он прожил остаток своей жизни в Азкабане, оплакивая потерю последней семейной реликвии, доставшейся ему от Дволлодера, и был похоронен возле тюрьмы, рядом с другими несчастными, нашедшими свой конец в её стенах.
— Значит, Волдеморт украл палочку Морфина и воспользовался ей? — спросил Гарри, выпрямляясь.
— Именно, — кивнул Дамблдор. — У нас нет никаких воспоминаний, подтверждающих это, но, я полагаю, мы можем быть вполне уверены в том, что произошло в действительности: Волдеморт заклинанием оглушил дядю, взял его палочку и отправился «дальше, к большому дому». Там он убил бросившего его мать мужчину-маггла, а за компанию — и его родителей, уничтожив таким образом последних из недостойного рода Ребусов и отомстив отказавшемуся от него отцу. Затем он вернулся к лачуге Гонтов, применил сложное заклинание, внедрив в голову Морфина ложные воспоминания, положил палочку около бессознательного владельца, присвоил древний перстень и отбыл.
— Значит, Морфин так никогда и не узнал, что не совершал этого преступления?
— Никогда. Как я уже говорил, он с гордостью во всём признался.
— Но ведь его реальные воспоминания никуда не исчезли!
— Да, но чтобы добраться до них, была необходима высококвалифицированная легилименция. Однако зачем кому-то было рыться в голове Морфина, если он и без того признался в преступлении?.. Я сумел добиться свидания с последним из Гонтов незадолго до его смерти — в то время я разыскивал все сведения о прошлом Волдеморта. Когда я обнаружил и с большим трудом извлёк эти воспоминания, то начал хлопотать об освобождении Морфина из Азкабана. Но прежде чем Министерство успело зашевелиться, Морфин умер.
— Почему же Министерство не определило, что всё это проделал именно Волдеморт? — сердито воскликнул Гарри. — Ведь тогда он был несовершеннолетним, я не путаю? Я всегда считал, что у Министерства есть способы обнаружения магии, сотворённой несовершеннолетним!
— Ты совершенно прав: они могут обнаружить магию. Но не нарушителя. Если помнишь, ты был ложно обвинён Министерством в использовании заклинания левитации, хотя на самом деле его выполнил…
— Добби, — буркнул Гарри, он ещё не забыл о давней несправедливости. — Значит, если несовершеннолетний колдует в доме, принадлежащем взрослой ведьме или волшебнику, Министерство ничего не узнает?
— Безусловно, им не удастся определить, кто применил волшебство, — Дамблдор мягко улыбнулся при виде возмущения Гарри. — Они полагаются на родителей-волшебников, которые должны следить за поведением своих чад.
— Но это же полная чушь! — кипятился Гарри. — Неужели произошедшее с Морфином их ничему не научило?
— Система несовершенна, — признал Дамблдор. — Независимо от того, каков был Морфин, он не заслужил такой смерти — осуждённым за убийства, которых не совершал… Но уже становится поздно, а тебе нужно ознакомиться ещё с одним фрагментом воспоминания…
Дамблдор достал из внутреннего кармана другой хрустальный сосуд, и Гарри немедленно притих, вспомнив слова директора об особой важности этого воспоминания. Он заметил, что содержимое склянки как-то неохотно перетекало в думоотвод, словно было слегка застывшим. Неужели воспоминания могут портиться?
— Это не займёт много времени, — пообещал Дамблдор, наконец опустошив склянку. — Мы вернёмся раньше, чем ты себе представляешь. А пока — снова в думоотвод…
И Гарри вновь окунулся в серебристую жидкость, оказавшись на сей раз перед человеком, которого он сразу узнал: Гораций Хорохорн, только гораздо моложе. Гарри настолько привык к его лысине, что был поражён, увидев пышную шевелюру соломенного цвета — голова Хорохорна напоминала сноп сена; впечатление портила лишь уже заметная, размером с галлеон, плешь на темени. А вот пшеничные усы профессора были не столь густы, как теперь. Ещё этот Хорохорн казался несколько стройнее, чем привычный Гарри, хотя золотые пуговицы на богато вышитом жилете, несомненно, испытывали определённую нагрузку. Коротенькие ноги профессора лежали на обитом бархатом пуфике, а сам он, откинувшись назад, расположился в удобном кресле с подголовником, пальцами одной руки сжимая небольшой бокал вина, другой — копаясь в коробке с ананасными цукатами.
Рядом появился Дамблдор. Гарри огляделся и обнаружил, что они находятся в кабинете Хорохорна. Полдюжины подростков сидели вокруг Хорохорна на стульях — более низких или жёстких, чем кресло преподавателя. Среди прочих учеников Гарри сразу же выделил Волдеморта — лицо того было самым красивым и безмятежным, правая рука небрежно лежала на подлокотнике стула. Внезапно Гарри заметил на его пальце золотой с чёрным перстень Дволлодера — значит, Том уже убил своего отца.
— Сэр, правда ли, что профессор Мерисот увольняется? — спросил Ребус.
— Том, Том! Даже если бы я знал, я не в праве был бы тебе сказать, — ответил Хорохорн, порицающе погрозив Ребусу облепленным крупинками ананаса пальцем, и, вопреки произнесённому вслух, легонько подмигнул. — Хотел бы я понять, мальчик, где ты добываешь информацию, если осведомлён лучше, чем половина преподавателей.
Ребус улыбнулся; остальные подростки засмеялись, бросая на него восхищённые взгляды.
— При всей твоей необъяснимой способности узнавать то, что тебе знать не положено, и умении ненавязчиво льстить нужным людям… благодарю, между прочим, за цукаты — ты абсолютно прав, я их обожаю…
Некоторые из подростков вновь захихикали, и вдруг произошло нечто странное: комната неожиданно заполнилась густым белым туманом, и Гарри мог разглядеть лишь лицо стоящего рядом Дамблдора. Голос Хорохорна прозвучал сквозь туман неестественно громко:
— …ты плохо закончишь, мальчик, запомни мои слова.
Туман исчез так же внезапно, как и появился. Никто в комнате не прокомментировал случившегося — словно для них ничего необычного не случилось. Гарри озадаченно огляделся. В это время маленькие золотые часы, стоящие на столе Хорохорна, пробили одиннадцать.
— О Боже, неужели так поздно? — встрепенулся Хорохорн. — Вам пора, мальчики, иначе у нас будут неприятности. Лестранг, я жду твоё эссе не позже завтрашнего утра. То же самое относится и к тебе, Авери.
Хорохорн выгрузил себя из кресла и поставил на стол пустой бокал. Подростки гурьбой направились к выходу. Волдеморт, однако, отстал. Гарри отметил, что тот задержался специально, стремясь остаться с Хорохорном наедине.
— Поторопись, Том, — посоветовал Хорохорн оборачиваясь и видя, что тот ещё не ушёл. — Ты ведь не хочешь, чтобы тебя, префекта, поймали вне спальни в столь поздний час?..
— Сэр, я хотел вас кое о чём спросить.
— Ну, так спрашивай, мальчик мой, спрашивай…
— Сэр, меня интересует, известно ли вам что-нибудь о… о хоркруксах?
Вновь густой туман заполнил комнату, скрывая от Гарри и Хорохорна, и Волдеморта; лишь Дамблдор невозмутимо улыбался рядом. И, как и в предыдущий раз, из мутной пелены прогремел голос Хорохорна:
— Я не имею никакого представления о хоркруксах, а если бы даже и слышал о чём-то подобном, то всё равно не рассказал бы тебе! А сейчас — немедленно вон, и не вздумай даже заикаться о них!
— Что ж, это всё, — спокойно сказал Дамблдор. — Пора возвращаться.
И пол кабинета исчез из-под ног Гарри, через секунду сменившись ковриком возле стола Дамблдора.
— Это — всё, что есть? — непонимающе уточнил Гарри.
По словам Дамблдора, данное воспоминание было самым значительным из всех, но Гарри не нашёл в нём ничего особо существенного. Конечно, странный туман, а также то, что никто его, похоже, не замечал, наводили на размышления. Однако — ничего более интересного; разве что Волдеморт задал вопрос и не смог получить на него ответ.
— Как ты, по всей вероятности, заметил, — Дамблдор вновь сел за стол, — это воспоминание изменили.