— Ну выпейте же, профессор, просто выпейте…
Дамблдор пил, как ребенок, умирающий от жажды, но, выпив, он снова завопил так, будто у него все горело внутри.
— Не надо больше, пожалуйста, не надо больше…
Гарри зачерпнул десятый кубок зелья и почувствовал, как хрусталь чиркнул по дну чаши.
— Мы уже почти у цели, профессор. Выпейте, выпейте это…
Он придержал Дамблдора за плечи, и тот в очередной раз выпил зелье. Потом Гарри снова поднялся, чтобы наполнить кубок, а Дамблдор закричал еще мучительней, чем прежде:
— Я хочу умереть! Я хочу умереть! Пусть все кончится, пусть кончится, я хочу умереть!
— Выпейте, профессор. Выпейте…
Дамблдор осушил кубок, но, едва успев допить, завопил:
— УБЕЙ МЕНЯ!
— Это… это вас убьет! — задыхаясь, выпалил Гарри. — Вы только выпейте… И все кончится… все кончится!
Дамблдор жадно припал к кубку, осушил его до последней капли, а потом глубоко, хрипло вдохнул и перевернулся лицом вниз.
— Нет! — заорал Гарри, вставший было, чтобы снова наполнить кубок. Он уронил бокал в чашу, бросился на землю рядом с Дамблдором и перевернул его на спину. Очки директора съехали набок, рот был широко открыт, а глаза сомкнуты.
— Нет, — повторил Гарри, тряся Дамблдора, — нет, вы не умерли, вы же сказали, что это не яд, проснитесь, проснитесь — Пересилить! — крикнул он, направив палочку в грудь Дамблдору. Из палочки вырвалась вспышка красного света, но ничего не произошло. — Пересилить! Сэр, пожалуйста…
Веки Дамблдора дрогнули, у Гарри подпрыгнуло сердце.
— Сэр, вы?…
— Воды, — прохрипел Дамблдор.
— Воды, — задыхаясь, выпалил Гарри. — Да…
Он вскочил на ноги и схватил из чаши кубок, лишь мельком заметив, что рядом с ним свернувшейся змейкой лежит золотой медальон.
— Агуаменти! — крикнул он, ткнув в кубок палочкой. Кубок наполнился чистой водой. Гарри упал на колени рядом с Дамблдором, приподнял ему голову и поднес кубок к губам — но тот оказался пуст. Дамблдор застонал и стал тяжело дышать.
— Но у меня была, погодите, Агуаменти! — вновь воскликнул Гарри, направив палочку на кубок. И снова на мгновение в нем заблестела чистая вода, но стоило ему поднести кубок к губам Дамблдора, как вода опять исчезла. — Сэр, я пытаюсь, я пытаюсь! — в отчаянии говорил Гарри, но не думал, что Дамблдор его слышит. Он перевернулся на бок и дышал глубоко, хрипло, как будто в агонии. — Агуаменти… Агуаменти… АГУАМЕНТИ!
Кубок вновь наполнился и опустел. А дыхание Дамблдора слабело. Мысли Гарри в панике перемешались, и он уже подсознательно понял, что достать воду теперь можно только одним способом, как и замышлял Вольдеморт… Бросившись к краю островка, он окунул кубок в озеро и поднял его уже до краев полным ледяной воды, которая не исчезала.
— Вот, сэр! — завопил Гарри и, ринувшись вперед, неловко пролил воду на лицо Дамблдору.
Это было лучшее, что он мог сделать, потому что леденящий холод, сковавший свободную от кубка руку, был не от прохладной воды. Склизкая белая рука схватила его за запястье, и существо, которому она принадлежала, медленно потянуло его по камням обратно. Поверхность озера уже не была зеркально гладкой, она забурлила, и повсюду, куда бы ни взглянул Гарри, из темной воды появлялись белые головы и руки, мужчины, и женщины, и дети с запавшими невидящими глазами двигались к острову — из черной воды поднималась армия мертвецов.
— Петрификус тоталус! — заорал Гарри, отчаянно пытаясь удержаться на гладкой сырой поверхности островка, направив палочку на инферию, схватившую его за руку. Он отпустил его, с плеском упав обратно в воду. Гарри поднялся на ноги, но на скалу уже взбирались новые и новые инферии, скребя костлявыми руками по его скользкой поверхности, уставив на Гарри бессмысленные, застывшие взгляды, в волочащихся за ними мокрых одеждах, с плотоядными ухмылками на осунувшихся лицах.
— Петрификус тоталус! — снова взревел Гарри, пятясь назад и размахивая палочкой. Шесть или семь инферий рухнули, но к нему приближались все новые и новые. — Импедимента! Инкарцерус! — некоторые споткнулись, пара инферий оказались связанными, но те, что лезли на скалу позади них, просто перешагивали через упавшие тела или шли прямо по ним. Рассекая воздух палочкой, Гарри завопил:
— Сектумсемпра! СЕКТУМСЕМПРА!
Заклятие оставило в промокших лохмотьях и ледяной коже глубокие раны, но крови в инфериях давно уже не было. Они шли вперед, ничего не ощущая, протягивая к Гарри сморщенные пальцы. Он снова попятился назад и почувствовал, как сзади его обхватили руки — худые, бесплотные руки, холодные, как сама смерть, — и ноги оторвались от земли. Они подняли его и понесли, медленно и верно, обратно в воду, и он понял, что спасения не будет: его утопят и он станет еще одним мертвым стражем осколка разорванной души Вольдеморта…
Но тут темноту разорвал огонь: скалу опоясало кольцо малиново-золотого огня, и инферии, которые так крепко держали Гарри, споткнулись и остановились в нерешительности. Они не смели пройти сквозь пламя, чтобы попасть в воду. Они бросили Гарри, тот упал на землю, поскользнулся на камне и еще раз упал, содрав кожу на руках. Потом он снова поднялся на ноги, взял палочку и огляделся широко раскрытыми глазами.
Дамблдор вновь стоял на ногах, бледный, как и окружавшие его инферии, но выше их всех, в его глазах плясали языки пламени. Он держал палочку высоко, как факел, а из ее конца, словно широкое лассо, струилось пламя, окружавшее всех теплом. Инферии натыкались друг на друга, вслепую пытаясь бежать от огня, в который их заключили…
Дамблдор подобрал со дна каменной чаши медальон и сунул его за пазуху. Он молча сделал Гарри знак подойти к нему. Обезумевшие от пламени инферии, казалось, не замечали, что их добыча ускользает от них, а Дамблдор тем временем повел Гарри обратно к лодке. Огненное кольцо двигалось вместе с ними, вокруг них, и ошеломленные инферии следовали за ними до края островка, где они благодарно скользнули обратно в свои темные воды.