Не чуя под собой ног, Гарри мчался в ванную этажом ниже, на бегу запихивая Роново «Углублённое приготовление зелий» поглубже в сумку. Через минуту он уже опять стоял перед Снэйпом, который молча протянул руку за сумкой Гарри. Задыхаясь, чувствуя боль в груди, Гарри отдал её и стал ждать.
Одну за другой, Снэйп вытащил Гарины книги и осмотрел их. Наконец, остался лишь учебник по Зельям. Снэйп просмотрел его очень внимательно, и только тогда заговорил:
— Это твоё «Углублённое приготовление зелий», не так ли, Поттер?
— Да, — Гарри всё ещё с трудом дышал.
— Ты точно уверен в этом, Поттер?
— Да, — Гарри пытался ответить небрежнее.
— Это тот экземпляр «Углублённого приготовления зелий», который ты купил в «Завитках и Кляксах»?
— Да, — твердо ответил Гарри
— А тогда почему, — спросил Снэйп, — на передней странице написано имя Рунила Вазлиба?
Сердце Гарри чуть-чуть не забыло биться.
— Это моя кличка, — сказал он.
— Твоя кличка, — повторил Снэйп.
— Ага… Ну так меня друзья называют.
— Я знаю, что такое кличка, — сказал Снэйп. Его холодные черные глаза опять смотрели прямо в глаза Гарри, он старался не смотреть в них. Закройся… закройся…но я никогда так и не научился делать это как надо…
— Ты знаешь, что я думаю, Поттер? — почти шепотом сказал Снэйп. — Я думаю, что ты лгун, и что ты жулик, и ты заслуживаешь взыскания у меня каждую субботу до конца полугодия. Ты меня понял, Поттер?
— Я… я не согласен, сэр, — Гарри по-прежнему не смотрел в глаза Снэйпу.
— Ну, мы посмотрим, как ты будешь себя чувствовать после взыскания, — сказал Снэйп. — Десять часов утром в субботу, Поттер. В моём кабинете.
— Но, сэр, — в отчаянии воскликнул Гарри. — Квиддитч!.. Последний матч…
— В десять часов, — прошептал Снэйп, показывая в улыбке свои жёлтые зубы. — Бедный Гриффиндор… боюсь, четвёртое место в этом году…
И он вышел из ванной, не сказав больше ни слова, оставив Гарри смотреть в треснувшее зеркало, и чувствовать себя ещё хуже — он был уверен — чем чувствовал себя когда-либо Рон.
— Я не буду тебе говорить, что я тебя предупреждала, — сказала Эрмиона час спустя в Гриффиндорской гостиной.
— Кончай, Эрмиона, — огрызнулся Рон.
Гарри так и не пошел на ужин, у него вообще пропал аппетит. Он только что закончил рассказывать Рону, Эрмионе и Джинни о том, что случилось, хотя в этом и не было большой надобности. Новости разлетались очень быстро: Мрачная Миртл взяла на себя побывать во всех ванных в замке и рассказать всю историю; Панси Паркинсон, уже навестившая Малфоя в больничном крыле, не теряя времени принялась поносить Гарри на каждом углу, а профессор Снэйп со всей точностью рассказал учителям, как всё произошло. Гарри уже вызывали из общей комнаты на очень неприятные четверть часа в компании с профессором Мак-Гонагалл, которая объявила ему, что это крайнее везение, что его не исключили, и что она от всей души поддерживает решение профессора Снэйпа о взыскании каждую субботу до конца полугодия.
— Я говорила тебе, что с этим Принцем что-то не то, — Эрмиона всё никак не могла успокоиться, — И я была права, не так ли?
— Нет, я не думаю, что ты была права, — упрямо повторял Гарри.
У него и так, и без лекций Эрмионы, хватало неприятностей; выражение лиц игроков Гриффиндорской команды, когда он сказал им, что не сможет играть в субботу, стоило любого взыскания. Он чувствовал на себе взгляд Джинни, но не мог посмотреть на неё, не хотел видеть разочарование или злость в её глазах. Он ей только сказал, что в субботу она будет играть ловцом, а Дин вернётся в команду и будет вместо неё нападающим. Возможно, если они выиграют, Джинни и Дин опять сойдутся, в послематчевом восторге… Эта мысль врезалась в Гарри, словно ледяной нож…
— Гарри, — сказала Эрмиона, — как ты ещё можешь доверять этой книге, если то заклинание…
— Да кончай ты взъедаться на эту книгу! — огрызнулся Гарри. — Принц только эту штуку переписал! Он же не давал советы всем и каждому заклинать! Мы что знаем — может, он записал штуку, которую применяли против него!
— Я не верю в это, — сказала Эрмиона. — Ты просто оправдываешься…
— Да не оправдываюсь я! — торопливо ответил Гарри. — Я бы хотел, чтобы всего этого не было, и не только из-за кучи взысканий. Ты же знаешь, я бы никогда такое не использовал, даже против Малфоя, но ты не можешь винить Принца, он же не написал: «Попробуйте вот это, оно такое классное», он просто делал записи для себя, так ведь, не для кого-то другого…
— Ты хочешь мне сказать, — сказала Эрмиона, — что собираешь пойти за…
— …за книгой? Именно что собираюсь, — решительно произнес Гарри. — Послушай, без этого Принца я бы никогда не выиграл Феликс Фелицис. Я бы никогда не узнал, как спасти Рона от отравы, я бы никогда…
— …не заимел репутации блестящего Зельедела, которую ты не заслуживаешь, — брезгливо закончила Эрмиона.
— Смени тему, Эрмиона, — сказала Джинни, и Гарри был так удивлен, так благодарен! — Говорят, Малфой хотел попробовать на Гарри Непрощаемое Заклятье, ты должна радоваться, что у Гарри нашёлся ответ за пазухой!
— Конечно, я рада, что Малфой Гарри не заклял, — Эрмиона явно была задета. — Но согласись, Джинни, Сектумсемпра тоже не невинная штука, посмотри, куда она его привела! И я ещё подумала, ну, что из-за этого стало с вашими шансами на выигрыш в матче…
— Ой, не начинай, словно ты разбираешься в квиддитче, — шикнула Джинни, — ты только запутаешься.
Гарри и Рон замерли в изумлении: Эрмиона и Джинни, которые всегда так отлично ладили, сидели сейчас, обе скрестив руки на груди и глядя в противоположные стороны. Рон нервно посмотрел на Гарри, потом схватил первую попавшуюся книгу и спрятался за ней. Гарри же, хотя отлично понимал, что никак этого не заслуживает, внезапно очень обрадовался, пусть даже за весь оставшийся вечер никто слова не сказал.
Радость была не долгой. Завтрашнее утро принесло насмешки слитеринцев, не говоря уж о том, что и товарищей-гриффиндорцев совсем не радовало, как их капитан достукался до отстранения себя от финального матча сезона. К утру субботы Гарри, что бы он там ни говорил Эрмионе, с радостью отдал бы весь Феликс Фелицис в мире, чтобы идти сейчас на поле для квиддитча с Роном, Джинни и прочими. Было просто невыносимо — отвернуться от толп учеников, устремившихся навстречу солнечному дню, все в лентах, розетках и шляпах, все размахивают плакатами и шарфами, а самому спускаться в подземелье и идти, пока звуки толпы не затихнут далеко позади, и знать, что он не услышит ни слова комментария, ни криков ликования или досады.
— А, Поттер, — сказал Снэйп, когда Гарри постучал в дверь и зашёл в неприятно знакомый кабинет, который Снэйп, несмотря на то, что теперь он проводил уроки несколькими этажами выше, не освободил. Кабинет был всё так же плохо освещён, и всё те же скользкие мёртвые твари мокли в разноцветных зельях на полках по всем стенам. А ещё была зловещая куча покрытых паутиной коробок, они стопкой лежали на столе, за который с очевидностью должен был сесть Гарри. Коробки источали дух нудной, тяжкой и бессмысленной работы