Сглотнув, падам Помфрей прижала пальцы к губам и застыла с широко открытыми глазами. Где-то снаружи, в темноте, пел феникс; Гарри никогда ещё не слышал этой песни — пронизывающего плача ужасной красоты. И Гарри почувствовал, как и раньше при пении феникса, что эта музыка была внутри него, не снаружи: это его горе, превращённое в песню, разносилось по замковым землям.
Как долго они все стояли тут, слушая, он не мог сказать, как не мог сказать, и почему эти звуки — музыка их печали — словно утишали их боль; но, казалось, прошло много времени перед тем, как дверь в больничное крыло вновь открылась, и вошла профессор Мак-Гонагалл. Как и все, она несла следы недавнего сражения: её лицо было в ссадинах, мантия исполосована.
— Молли и Артур уже в пути, — сказала она, и чары музыки распались: все встрепенулись, как будто вышли из транса, и снова стали смотреть на Билла, или вытирать глаза и трясти головами. — Гарри, что там было? Если верить Хагриду, ты был с профессором Дамблдором, когда он… когда это произошло. Он сказал, профессор Снэйп как-то замешан…
— Снэйп убил Дамблдора, — сказал Гарри.
Мгновение она смотрела на него, затем пошатнулась; мадам Помфрей, которая, казалось, взяла себя в руки, выбежала вперёд, наколдовала стул и пододвинула его к Мак-Гонагалл.
— Снэйп, — слабым голосом повторила Мак-Гонагалл, опускаясь на стул. — Мы все этому удивлялись… но он доверял… всегда… Снэйп… не могу поверить…
— Снэйп великолепный мастер окклюменции, — сказал Люпин, необычным для него жёстким голосом. — Мы всегда это знали.
— Но Дамблдор клялся, что он на нашей стороне! — шептала Тонкс. — Я всегда думала, что Дамблдор знает о Снэйпе что-то, нам неизвестное…
— Он всегда намекал, что у него железные основания доверять Снэйпу, — бормотала профессор Мак-Гонагалл, промокая уголки глаз клетчатым носовым платком. — То есть, я хочу сказать… зная историю Снэйпа… конечно же, люди должны были удивляться… но Дамблдор говорил мне недвусмысленно что раскаянье Снэйпа абсолютно подлинно… И слова не хотел слышать против него!
— Очень бы я хотела знать, что такого Снэйп говорил ему, что его убедил, — сказала Тонкс.
— Я знаю, — сказал Гарри, и все повернулись к нему. — Снэйп передал Волдеморту сведения, из-за которых тот стал выслеживать моих маму и папу. Потом Снэйп сказал Дамблдору, что он не понимал, что делал, что очень сожалеет о том, что сделал, жалеет, что они погибли.
Все уставились на него.
— И Дамблдор в это поверил? — недоверчиво спросил Люпин. — Дамблдор поверил Снэйпу, что тот жалеет о гибели Джеймса? Снэйп Джеймса ненавидел…
— И он не считал, что моя мама хоть на волос лучше, — сказал Гарри. — Потому что она была магглорожденная… Грязнокровка, он её называл…
Никто не спросил, откуда Гарри это узнал. Все, казалось, потерялись, пытаясь разобраться с ужасной правдой о случившемся.
— Это всё моя вина, — неожиданно сказала профессор Мак-Гонагалл. Она с потерянным видом крутила в руках влажный носовой платок. — Моя вина. Я послала Филиуса за Снэйпом сегодня вечером, именно я послала за ним, чтобы он пришёл и помог нам! Если бы я не встревожила Снэйпа, не сообщила о том, что происходит, он не присоединился бы к Пожирателям Смерти. Я думаю, он не знал, что они здесь, пока Филиус ему не сказал. Я не думаю, что он ждал их прихода.
— Минерва, тут твоей вины нету, — твёрдо сказал Люпин. — Мы все нуждались в помощи, все были рады мысли, что Снэйп спешит к нам…
— И когда он увидел схватку, то присоединился к Пожирателям Смерти? — спросил Гарри. Ему хотелось знать каждую подробность двуличия и подлости Снэйпа, он лихорадочно собирал ещё больше поводов ненавидеть его, желать мщения.
— Я не знаю точно как всё было, — растерянно сказала профессор Мак-Гонагалл. — Это всё так запутано… Дамблдор сказал нам, что собирается на несколько часов покинуть школу, и что мы должны патрулировать коридоры в замке, на всякий случай… Рем, Билл и Нимфадора присоединились к нам… и мы патрулировали. Всё казалось тихо. Все секретные проходы в школу были закрыты. Мы знали, что прилететь никто не может. У каждого входа в замок мощные заклинания. Я до сих пор не знаю, как Пожиратели Смерти смогли попасть внутрь…
— Я знаю, — и Гарри коротко рассказал о паре Исчезающих Шкафов, и о волшебном коридоре, который они образуют. — Так что они вошли через Выручай-комнату.
Против воли Гарри взглянул на Рона и Эрмиону; у тех был удручённый вид.
— Я провалил всё, Гарри, — сказал Рон подавленно. — Мы делали, как ты сказал нам: мы проверяли Карту Грабителя, и не увидели Малфоя, и решили, что он должен быть в Выручай-комнате, и я, Джинни, и Невилл отправились туда сторожить… но Малфой обошёл нас.
— Он вышел из комнаты приблизительно через час, после того как мы стали на пост, — сказала Джинни. — Он был один, держал эту жуткую сушёную руку…
— Его Рука Славы, — сказал Рон. — Светит только владельцу, помнишь?
— Ну, — продолжила Джинни, — он явно проверял, свободен ли путь для Пожирателей Смерти, потому что как только увидел нас, так бросил что-то в воздух, и стало темно, как в погребе…
— Перуанский Порошок Мгновенной Темноты, — горько сказал Рон. — От Фреда и Джорджа. Я ещё потолкую с ними, о том, кому они позволяют покупать своё барахло.
— Мы пробовали все, Иллюмос, Инсендио, — сказал Джинни. — Ничто не пробивало эту тьму; всё, что мы могли, это выбираться из коридора на ощупь, и в это время слышали, как мимо нас пробегают люди. Малфой-то явно мог видеть, с этой своей рукой, и вёл их, а мы не решались ни на какие заклинания, чтобы друг друга не задеть, и когда мы вышли из коридора на свет — они уже ушли.
— К счастью, — сказал Люпин хрипло, — Рон, Джинни, и Невилл столкнулись с нами почти сразу, и рассказали, что случилось. Мы нашли Пожирателей Смерти через минуту, они направлялись к Астрономической Башне. Малфой, очевидно, не ждал, что ещё кто-то будет на страже, во всяком случае он, похоже, извёл весь свой запас темнотного порошка. Началась схватка, они рассеялись, мы их преследовали. Один из них, Гиббон, бросил прочих и побежал по башенной лестнице…
— Знак Мрака поставить? — спросил Гарри.
— Да, наверно, он его сделал, они, должно быть, договорились об этом ещё до того, как покинули Выручай-комнату, — сказал Люпин. — Но я не думаю, что Гиббону улыбалось в одиночку поджидать Дамблдора, потому что он бегом спустился по лестнице, поучаствовать в схватке, и подвернулся под Убийственное Заклятие, выпущенное в меня.
— Так, если Рон наблюдал за Выручай-комнатой с Джинни и Невиллом, — сказал, Гарри, оборачиваясь к Эрмионе, — то ты…?
— Была у кабинета Снэйпа, — прошептала Эрмиона, её глаза блестели от слез, — вместе с Луной. Мы ходили вокруг целую вечность, и ничего не происходило… Мы не знали, что было наверху, карта же у Рона… Была почти полночь, когда пулей примчался профессор Флитвик. Он кричал, что в замке Пожиратели Смерти, я не думаю, что он вообще нас заметил, и он влетел в Снэйпов кабинет, и мы слышали, как он говорил, чтобы Снэйп пошёл с ним и помог, и затем мы услышали, как грохнуло, и Снэйп вылетел из кабинета, и увидел нас и, и…
— Что? — потребовал Гарри.
— Я была такая дура, Гарри! — сказала Эрмиона пронзительным шёпотом. — Он сказал, что профессору Флитвику стало плохо, и чтобы мы пошли позаботились о нём, а сам он пошёл помогать бороться с Пожирателями Смерти, — она закрыла лицо, и продолжила говорить сквозь пальцы, так, что её голос звучал приглушённо. — Мы вошли в кабинет, посмотреть, чем мы можем помочь профессору Флитвику, и увидели его без сознания, на полу… и ох, теперь это так очевидно, Снэйп, должно быть, Ошеломил Флитвика, но мы не поняли, Гарри, мы не поняли, и позволили Снэйпу уйти!
— Это — не ваша ошибка, — твёрдо сказал Люпин. — Эрмиона, если бы вы не повиновались Снэйпу, он наверное убил бы вас с Луной.
— Значит, он пошёл наверх, — сказал Гарри; мысленно он видел, как Снэйп спешит по мраморным ступеням, чёрная мантия привычно развевается за спиной, рука вытаскивает палочку, — и попал туда, где вы сражались…