— Вполне, вполне, — сказал Слизхорн, державший, как заметил Гарри, целую охапку каких-то листьев. — Как раз хватит по нескольку листиков каждому из моих третьекурсников, и немножко в запас, если кто-нибудь свои пережарит… Ну, доброй вам ночи, и ещё раз огромное спасибо!
Профессор Росток пошла сквозь густеющие сумерки к своим теплицам, а профессор Слизхорн — как раз туда, где, невидимый, стоял Гарри.
Поддавшись внезапному желанию показаться, Гарри скинул плащ.
— Добрый вечер, профессор.
— Борода Мерлина, Гарри, я аж подскочил, — профессор Слизхорн остановился в испуге. — Как это ты вышел из замка?
— Похоже, Филч забыл запереть двери, — радостно ответил Гарри; его развеселило, что Слизхорн при этих словах нахмурился.
— Я сообщу про него, он больше печется о мусоре, чем о надлежащей охране, если хочешь знать… но всё-таки зачем ты вышел, Гарри?
— Сэр, это из-за Хагрида, — Гарри знал, что сейчас самое лучшее — говорить правду. — Он очень расстроен… Но вы никому не расскажете, профессор? Я не хочу, чтобы он попал в беду…
Любопытство Слизхорна явно возросло. — Ну, я не могу этого обещать, — грубовато сказал он. — Но я знаю, что Дамблдор доверяет Хагриду беззаветно, так что навряд он натворил что-то ужасное…
— Ну, это, знаете, из-за его гигантского паука, он был у него много лет… В лесу жил… Он мог говорить и всё такое…
— Я слышал такие слухи, будто в лесу водятся акромантулы, — тихо произнес Слизхорн, глядя на чёрную стену деревьев. — Значит, это правда?
— Да, — сказал Гарри. — Но этот паук, Арагог, ну, первый, которого завёл тут Хагрид, он умер прошлой ночью. Хагриду просто невмоготу. Он просил побыть с ним, когда он паука хоронить будет, и я сказал, что приду.
— Трогательно, трогательно, — рассеяно сказал Слизхорн, его глаза с полуопущенными веками смотрели на огни в хижине Хагрида. — Но яд акромантулы очень ценится… если хищник недавно умер, яд, возможно, ещё не высох… Конечно, я не хотел бы сделать что-то бестактное по отношению к Хагриду, если он так горюет… но если можно как-нибудь немного добыть… В смысле, яд живой акромантулы достать практически невозможно…
Похоже, Слизхорн разговаривал сейчас больше с собой, чем с Гарри.
— …если его сейчас не собрать, будет просто расточительство… можно выручить сотню галлеонов за пинту… моя зарплата, если честно, не очень-то…
И Гарри ясно понял, что надо сделать. — Ну, — сказал он, с естественнейшей неуверенностью, — ну, если бы вы захотели прийти, профессор, Хагрид был бы очень рад… Достойные поминки по Арагогу, понимаете…
— Да, конечно, — глаза Слизхорна светились от возбуждения. — Значит так, Гарри, я встречусь с тобой здесь, захвачу бутылочку-другую… мы выпьем за… не за здоровье, естественно, бедной твари, но мы как положено проводим его с последний путь, раз тут похороны. И я поменяю свой галстук, этот для такого случая слишком цветастый…
Он заторопился в замок, а Гарри пошел к Хагриду, довольный собой.
— Да, заходи, — сдавленно прохрипел Хагрид, открыв дверь и увидев, как Гарри появился из-под Плаща-невидимки.
— Эээ…Рон и Эрмиона, ну, не смогли прийти, им очень жаль.
— Ни…ничего страшного…Он был бы рад, что ты здесь Гарри…
Хагрид громко всхлипнул. Он сделал себе чёрную повязку на руку, из чего-то, похожего на тряпку, вымазанную в сапожном креме, а глаза его были красные и опухшие. Гарри участливо похлопал его по локтю — самой высокой точке Хагрида, до которой он мог достать, не вытягиваясь.
— Где мы будем его хоронить? — спросил он. — В лесу?
— Что ты, нет, — Хагрид вытер слёзы рукавом рубашки. — Как Арагога не стало, так другие пауки уже и не позволяют мне приближаться к своей паутине. Выходит, только по его приказу они меня не съели! Ты можешь в это поверить, Гарри?
Честным ответом было бы «да»; Гарри до боли отчетливо вспомнил, как они с Роном встретились лицом к лицу с акромантулами. Пауки яснее ясного объяснили, что Арагог был единственным, кто не давал им сожрать Хагрида.
— Раньше не было места в лесу, куда я не мог бы пойти, — покачал головой Хагрид. — Было не просто забрать тело Арагога, ну, от них. Что я тебе скажу — они, понимаешь, поедают своих мёртвых… А я хотел его нормально похоронить… проститься…
Он опять расплакался, и Гарри опять начал трепать его по локтю, говоря (а зелье подсказывало, что так и надо): — Когда я сюда шёл, Хагрид, меня встретил профессор Слизхорн.
— Но ты ж не попал в беду, нет? — разволновался Хагрид. — Тебе ж нельзя выходить из замка по ночам… извини, это все из-за меня…
— Нет, нет, когда он узнал, куда я иду, он сказал, что тоже хотел бы прийти и попрощаться с Арагогом, — сказал Гарри. — Он, думаю, пошёл переодеться во что-нибудь более подходящее… И он сказал, что захватит парочку бутылок, чтоб было чем Арагога помянуть…
— Да ну? — Хагрид был удивлен и тронут одновременно. — Это… это так мило, ну, и что он не наказал тебя, это тоже… Раньше я как-то особо с ним, с Хорасом Слизхорном, не общался… Придет, значит, проститься с Арагогом? Ну… ему бы это понравилось, Арагогу то есть…
Гарри подумал про себя, что если в Слизхорне Арагогу что и понравилось бы, так это обилие съедобного мяса, но он просто отвернулся к заднему окну Хагридовой хижины, за которым увидел — жутковатое зрелище — огромного мертвого паука, лежащего на спине, ноги скрючены и перепутаны.
— Мы его тут закопаем, Хагрид, в твоем саду?
— Я думаю, прямо за тыквами, — голос у Хагрида срывался. — Я уже выкопал… ну… ты понимаешь… могилу… Просто думал, что мы скажем два-три добрых слова над ним… счастливые воспоминания… ну, ты знаешь…
Его голос задрожал и оборвался. В двери постучали, Хагрид, сморкаясь в свой гигантский грязный носовой платок повернулся, чтобы отворить. Слизхорн суетливо вошёл, в руках охапка бутылок, на шее траурный черный галстук.
— Хагрид, — произнес он глубоким печальным тоном. — Так жаль слышать о твоей потере.
— Это так мило с твоей стороны, — сказал Хагрид. — Большое спасибо. И спасибо, что не дал Гарри взыскания…
— Даже о нём и не думал! — произнес Слизхорн. — Печальная ночь, печальная ночь… Где же бедное создание?
— Вот там, — голос Хагрид дрожал. — Ну что… ну что… пора это сделать?
И все трое вышли на тёмный двор. Луна бледно светила сквозь деревья, её свет смешивался со светом из окна Хагридовой хижины и освещал тело Арагога, лежащее на краю огромной ямы, рядом с десятифутовой горой свежевыкопаной земли.
— Потрясающе, — сказал Слизхорн, приблизившись к голове паука, где восемь молочных глаз отрешённо смотрели в небо и пара огромных кривых жвал недвижно блестела в лунном свете. Гарри показалось, что когда Слизхорн нагнулся над жвалами, словно рассматривая огромную волосатую голову, послышалось побрякивание бутылок.
— Эт не всякий пон'мает, какие они красавцы, — сказал Хагрид в спину Слизхорну, слезы текли по его щекам, — Я и знать не знал, Хорас, что вам интересны такие создания, как Арагог.
— Интересны? Мой дорогой Хагрид, я перед ними благоговею, — Слизхорн отошёл от тела, и Гарри увидел, как блеснула бутылка, упрятываемая под мантию, хотя Хагрид, в очередной раз промакивающий свои глаза, ничего не заметил. — А сейчас… может мы перейдём к похоронам?
Хагрид кивнул и вышел вперёд. Он обхватил гигантского паука руками, и, захрипев от натуги, скатил его вниз, в тёмную яму. Паук упал с жутким хрустом. Хагрид вновь разрыдался.
— Конечно, это так тяжело для тебя, ты знал его лучше всех, — сказал Слизхорн, который, как и Гарри, не мог достать выше локтя Хагрида, но так же его потрепал. — Если я скажу несколько слов?
Должно быть, он нацедил немало высококачественного яда от Арагога, подумал Гарри, когда Слизхорн с довольной улыбкой подошёл к краю ямы и заговорил неторопливо и проникновенно:
— Прощай, Арагог, король арахнид; те, кто тебя знал, не забудут твою долгую и преданную дружбу. И пусть твоё тело исчезнет, твой дух останется на тихих, оплетённых паутиной полянах твоего лесного дома. Так пусть твои многоглазые потомки всегда будут процветать, а твои друзья-люди найдут утешение в той потере, которую пережили.