Джинни посмотрела на Гарри, глубоко вздохнула и сказала:
— Счастливого семнадцатилетия.
— Да, спасибо.
Она спокойно, не отрываясь, смотрела на него, а ему было нестерпимо трудно взглянуть на неё в ответ, словно приходилось вглядываться в очень яркий свет.
— Хороший вид, — проговорил он тихо, указывая на окно.
Она проигнорировала его слова. Гарри не винил её в этом.
— Я не могла придумать, что подарить тебе, — сказала она.
— И не надо ничего дарить.
Она пропустила мимо ушей и это.
— Я не знала, что было бы тебе полезным. Да ещё и небольшое, чтобы ты смог носить подарок с собой.
Он всё же посмотрел на неё. Она не выглядела расстроенной. Одна из самых замечательных черт Джинни — она почти никогда не плакала. Он порой думал, что наличие шести братьев, должно быть, закалило её.
Девушка подошла ближе.
— Вот я и подумала, что мне хочется подарить тебе воспоминание о себе, вдруг ты встретишь какую-нибудь вейлу после того, как закончишь планируемое…
— Честно говоря, я думаю, вероятность свиданий будет очень невелика.
— Это то, что я хотела услышать, — прошептала она, а затем поцеловала его так, как не целовала никогда.
И Гарри ответил на поцелуй. Это было в сто раз лучше огненного виски; сейчас единственным настоящим во всём мире стала Джинни. Он чувствовал её, когда одна его рука покоилась на её спине, а другая вплелась в её душистые волосы…
Дверь позади с хлопком открылась, и они отскочили друг от друга.
— Ой, — резко пробормотал Рон. — Простите.
— Рон! — запыхавшаяся Гермиона стояла позади него.
Повисла напряжённая тишина, и Джинни произнесла тихим голосом:
— Что ж, с днём рождения, Гарри.
Уши Рона покраснели, Гермиона выглядела растерянной. Гарри хотел захлопнуть дверь у них перед носом, потому что, едва она открылась, будто холодный ветер проник в комнату и замечательный момент лопнул, как мыльный пузырь. Все причины завершения отношений с Джинни, ухода от неё, прокрались вместе с Роном и вытеснили счастливое забытье.
Он посмотрел на Джинни, желая что-то сказать, что-то очень важное, но она повернулась к нему спиной. Он думал, что она, должно быть, поддастся слезам, и не мог ничего придумать, чтобы оправдать её перед Роном.
— Увидимся позже, — растерянно проронил он и последовал за двумя вышедшими из комнаты друзьями.
Рон спустился по лестнице, через всё ещё полную народу кухню прошёл во двор. Гарри держался рядом с ним всю дорогу, Гермиона бежала за друзьями и выглядела напуганной.
Вдруг на зелёной лужайке Рон повернулся к Гарри:
— Ты бросил её. Что ты делаешь сейчас, крутясь около неё?
— Я не кручусь около неё, — начал оправдываться Гарри, однако Гермиона его перебила:
— Рон…
Но Рон поднял руку, жестом затыкая ей рот.
— Она действительно страдала, когда ты прекратил отношения.
— Ты что! Ты же знаешь, почему я так поступил и что это не было по моей воле.
— Да, но ты теперь её целуешь, и она снова надеется.
— Она не идиотка, она знает, что этого не может быть, она не ждёт, что мы… мы поженимся или…
Когда он произнёс это, то внезапно представил яркую картинку, как Джинни в длинном белом платье выходит замуж за высокого, безликого и неприятного незнакомца.
В один момент Гарри подумал, что ударит Рона. Будущее Джинни было свободным и неограниченным, в то время как он… он не мог видеть ничего, кроме Волдеморта впереди.
— Если ты собираешься целоваться с ней каждый раз, как появится любой шанс…
— Это не повторится, — сказал резко Гарри. День был безоблачным, но ему казалось, что солнце ушло. — Хорошо?
Рон всё ещё выглядел наполовину возмущённым, наполовину обиженным; он качнулся вперёд-назад на носочках, потом произнёс:
— Ты прав, хорошо… да.
Весь остаток дня Джинни больше не искала уединения с Гарри, не напоминая ни взглядами, ни жестами о произошедшем в её комнате. Тем не менее, прибытие Чарли стало облегчением для Гарри. Он отвлёкся, когда наблюдал, как миссис Уизли усадила Чарли в кресло, опасно взмахнула волшебной палочкой и дала понять, что сейчас последует необходимая стрижка.
Так как кухня Норы не выдержала бы ужин в честь дня рождения Гарри, ещё перед прибытием Чарли, Люпина, Тонкс и Хагрида несколько столов поставили в саду. Фред и Джордж заколдовали несколько фиолетовых фонарей так, что они покрылись большими числами 17, и повесили их в воздухе над гостями. Благодаря заботам миссис Уизли, рана Джорджа была чистой и аккуратной, но Гарри, несмотря на бесчисленные шутки близнецов, всё равно не мог привыкнуть к огромному отверстию с одной стороны головы Джорджа.
Гермиона наколдовала фиолетовых и золотых лент, которые вылетали с кончика её волшебной палочки и сами развешивались на деревьях и кустах.
— Замечательно, — выдал Рон, когда последняя ленточная завитушка выпрыгнула из палочки Гермионы и обвила всю листву яблони золотом. — У тебя, действительно, есть вкус в таких вещах.
— Спасибо, Рон, — ответила Гермиона, выглядевшая одновременно довольной и сконфуженной.
Гарри отвернулся, улыбаясь самому себе. У него было весёлое подозрение, что он сможет узнать часть комплиментов, когда найдёт время внимательно изучить свой экземпляр Двенадцати Безотказных Путей к Соблазнению Ведьм. Он поймал взгляд Джинни и улыбнулся ей, но тут же вспомнил обещание, данное Рону, и быстро начал разговор с красавицей Делакур.
— Старайся изо всех сил, старайся изо всех сил! — пела миссис Уизли, проходя через ворота с плывшим перед ней снитчем, размером с пляжный мяч.
Секунду спустя Гарри понял, что это праздничный торт, который миссис Уизли предпочла левитировать, нежели нести в руках по неровной земле. Когда торт наконец-то был опущен на стол, Гарри сказал:
— Выглядит потрясающе, миссис Уизли.
— О, не стоит, дорогой, — ответила она ласково.
За её плечом Рон показал Гарри большой палец и прошептал одними губами:
— Молодец.
В семь часов все гости прибыли и были проведены в дом Фредом и Джорджем, которые ждали их в конце тропинки. Хагрид, по этой причине, надел свой лучший и самый ужасный, волосато-коричневый костюм. Несмотря на то, что Люпин улыбался и жизнерадостно тряс руку Гарри, последний подумал, что тот выглядит несчастным. Особенно это странно смотрелось на фоне просто светящейся Тонкс, стоящей позади него.
— С днём рождения, Гарри, — сказала она, крепко сжимая его в объятьях.
— Семнадцать, йех! — прогремел Хагрид и принял из рук Фреда огромный бокал вина. — Шесть лет прошло с тех пор, как мы встретились, ты помнишь?
— Смутно, — признался Гарри. — Не ты ли сломал дверь, подарил Дадли поросячий хвост и сказал мне, что я волшебник?
— Опустим детали, — фыркнул Хагрид. — Всё нормально, Рон, Гермиона?
— У нас всё замечательно, — отозвалась Гермиона. — Как ты?
— А, неплохо. Закрома полны, у нас есть несколько новорождённых единорогов. Я покажу вам, когда вы вернётесь…
Гарри избегал пристальных взглядов Рона и Гермионы, пока Хагрид копался в своем кармане.
— Есть. Гарри… Не знал, что тебе подарить, но потом вспомнил про это…
Он вытащил маленький, вертлявый мешочек, перетянутый длинной верёвкой, очевидно, предназначенный, чтобы носить на шее.
— Ослиный мешочек. Спрячь туда что угодно, и никто, кроме его владельца, не сможет это достать. Они очень редкие.
— Спасибо, Хагрид!
— Не стоит, — отмахнулся Хагрид рукой размером с крышку от ведра. — А, здесь Чарли! Он мне всегда нравился… Эй, Чарли!
Чарли приблизился, пробегая рукой по своей новой, бесчеловечно короткой стрижке. Он был ниже Рона, коренастый, со шрамами и ожогами на мускулистых руках.
— Привет, Хагрид! Как делишки?
— Как будто пять лет писал — спины не разгибал. Как Норберт?
— Норберт? — Чарли засмеялся. — Норвежский гребноспин? Теперь мы называем его Норберта.
— Что… Норберт — девочка?
— О, да, — улыбался Чарли.