Словно дождь по холодному оконному стеклу, эти мысли стучали по твердой поверхности неопровержимой истины, заключающейся в том, что он должен умереть. Я должен умереть. Все должно закончиться.
Рон и Гермиона словно были где-то далеко, в далекой стране; ему казалось, что он расстался с ними давным-давно. Никаких прощаний и никаких объяснений не будет, это он решил твердо. В это путешествие они не могли отправиться вместе, а все попытки, которые они наверняка предпримут, чтобы его остановить, лишь приведут к потере драгоценного времени. Он глянул на потрепанные золотые часы, полученные им в подарок на семнадцатилетие. Почти половина часа, отведенного Волдемортом на его сдачу, миновала.
Он встал. Сердце колотилось о его ребра, словно перепуганная птичка. Возможно, оно знало, что у него осталось мало времени, возможно, оно твердо решило отстучать биения всей жизни, прежде чем остановится. Он не оглянулся, закрывая дверь кабинета.
Замок был пуст. Шагая по нему в одиночестве, он чувствовал себя призраком, словно он был уже мертв. Обитатели портретов все еще отсутствовали в своих рамах; все было зловеще-неподвижно, словно все живое, что еще осталось, было сосредоточено в Большом Зале, заполненном убитыми и теми, кто их оплакивал.
Гарри натянул на себя плащ-невидимку и начал спускаться с этажа на этаж, пока не сошел наконец по мраморной лестнице в холл. Возможно, какая-то крохотная частица его надеялась, что его почувствуют, увидят, остановят, но плащ был, как всегда, непроницаем и совершенен, и он легко достиг входных дверей.
Тут в него едва не врезался Невилл. Он и кто-то еще вносили из парка тело. Гарри глянул вниз и ощутил еще один тупой удар в живот: Колин Криви, хоть и несовершеннолетний, прокрался, должно быть, назад, точно так же как Малфой, Крэбб и Гойл. В смерти он казался крохотным.
— Знаешь что? Я с ним один справлюсь, Невилл, — сказал Оливер Вуд; он, словно пожарный, взвалил Колина на плечи и понес его в Большой Зал.
Невилл прислонился ненадолго к дверному косяку и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он казался стариком. Затем он отправился вниз по ступеням, в темноту, за другими телами.
Гарри кинул взгляд в сторону входа в Большой Зал. Люди ходили, пытались утешить друг друга, пили, стояли на коленях рядом с умершими, но он не видел никого из тех, кого он любил, никаких признаков Гермионы, Рона, Джинни и остальных Уизли, ни следа Луны. Ему казалось, что он отдал бы все оставшееся у него время за один лишь взгляд на них; но тогда остались бы у него силы оторвать этот взгляд? Так, как есть — так было лучше.
Он спустился по ступеням и вышел в темноту. Было почти четыре часа ночи, и мертвая неподвижность парка выглядела так, словно весь парк, затаив дыхание, следил, сделает ли он то, что должен сделать.
Гарри подошел к Невиллу, склонившемуся над еще одним телом.
— Невилл.
— Черт, Гарри, у меня чуть инфаркт не случился!
Гарри снял плащ-невидимку: к нему пришла мысль из ниоткуда, из отчаянного желания увериться полностью.
— Куда ты идешь один? — подозрительно спросил Невилл.
— Это все запланировано, — ответил Гарри. — Я кое-что должен сделать. Послушай, Невилл…
— Гарри! — Невилл внезапно испугался. — Гарри, ты случайно не думаешь о том, чтобы сдаться?
— Нет, — с легкостью солгал Гарри. — Конечно нет… это кое-что другое. Но меня некоторое время тут не будет. Ты знаешь волдемортову змею, Невилл? У него есть огромная змея… он ее зовет Нагини…
— Ага, я слыхал… что насчет нее?
— Она должна быть убита. Рон и Гермиона знают, но на случай если они…
Ужас такой возможности накрыл его на некоторое время, сделал его неспособным продолжать говорить. Но он снова собрался: это было жизненно важно, он должен быть как Дамблдор, должен сохранить холодную голову, удостовериться, что есть запасные пути, что есть другие, кто сможет продолжить. Дамблдор умер, зная, что еще троим известно о Хоркруксах; теперь Невилл должен был занять гаррино место — тайна по-прежнему будет известна троим.
— На случай если они… будут заняты… и у тебя будет возможность…
— Убить змею?
— Убить змею, — повторил Гарри.
— Хорошо, Гарри. Ты в порядке, а?
— Я нормально. Спасибо, Невилл.