– И самое время, надо сказать. Он давным-давно плохо выглядел. Я уж намекал ему, чтобы поторапливался.
Думбльдор хохотнул, глядя в ошарашенное лицо мальчика.
– Янгус – феникс, Гарри. Фениксы, когда им приходит пора умереть, загораются, а потом возрождаются из пепла. Смотри…
Гарри посмотрел как раз вовремя – крошечный, сморщенный, новорожденный птенец высовывал головку из кучки пепла. На вид, правда, он был ничем не краше, если не гаже, сгоревшей птицы.
– Жаль, что тебе довелось познакомиться с ним в день горения, – сказал Думбльдор, усаживаясь за стол. – Обычно он необыкновенно красив, у него роскошное оперение, красное с золотом. Восхитительные создания эти фениксы. Способны носить невероятно тяжелые грузы, их слезы обладают целебной силой, а еще они очень преданные домашние животные.
Когда Янгус загорелся, Гарри от испуга забыл, зачем он здесь, но память немедленно вернулась к нему при виде Думбльдора, царственно восседавшего в высоком кресле за письменным столом. Светло-голубой взор пронзал Гарри насквозь.
Но не успел Думбльдор произнести хоть слово, дверь кабинета с могучим грохотом распахнулась, и внутрь ворвался обезумевший Огрид. На лохматой черной макушке был нахлобучен шлем. В руке болтался дохлый петух.
– Это не Гарри, профессор Думбльдор! – заголосил Огрид. – Мы с ним только-только поговорили – секундочки не прошло, как на того паренька напали! Откуда ему успеть, Гарри-то? Сэр…
Думбльдор открыл было рот, но Огрид безостановочно, взахлеб, говорил, в ажитации размахивая петухом и посыпая пол перьями.
– …ну не он это, ежели надо, я в министерстве магии чем хошь поклянусь…
– Огрид, я…
– …не того вы взяли, сэр, я уж знаю, Гарри б ни в жисть…
– Огрид! – прикрикнул Думбльдор. – Я и не думаю на Гарри.
– Ох… – Огрид замер, и петух вяло повис. – Хорошо. Тогда я снаружи обожду.
И смущенно зашагал к выходу.
– Вы и не думали, что это я, профессор? – с проснувшейся надеждой переспросил Гарри.
Думбльдор смахивал петушиные перья со стола.
– Нет, Гарри, не думал, – ответил Думбльдор, однако снова помрачнел. – Но мне все же надо побеседовать с тобой.
Гарри с волнением ожидал, что скажет Думбльдор, а тот молча рассматривал его, сложив длинные пальцы домиком.
– Я должен спросить тебя, Гарри, не хочешь ли ты о чем-нибудь мне рассказать, – мягко проговорил Думбльдор. – Не важно, о чем. О чем угодно.
Гарри не знал, что и ответить. Он вспомнил, как Малфой кричал: «Мугродье – очередь за вами!» Он подумал о всеэссенции, тихо булькающей на унитазе. Потом подумал о бестелесном голосе, который слышал уже дважды, и припомнил слова Рона: «Когда человек слышит голоса, которых больше никто не слышит, это плохой признак, даже в колдовском мире». Он вспомнил слухи, которые ходят о нем самом, и свои крепнущие опасения, что между ним и Салазаром Слизерином существует какая-то связь…
– Нет, профессор, – сказал Гарри. – Ничего такого нет…
После двойного преступления всеобщее неопределенное беспокойство мгновенно вскипело настоящей паникой. Как ни странно, сильнее всего потрясала судьба Почти Безголового Ника. «Что же могло сотворить такое с призраком? – спрашивали себя люди. – Какая ужасная сила могла повредить тому, кто и так уже мертв?» Начался чуть ли не массовый исход – народ торопился зарезервировать места в «Хогварц-экспрессе», на Рождество учащиеся с облегчением разъезжались по домам.
– Если так дело пойдет, только мы одни и останемся, – сказал Рон. – Мы, Малфой, Краббе и Гойл. То-то выйдет веселое Рождество.
Краббе с Гойлом, всегда делавшие то же, что и Малфой, записались в свиток остающихся. Гарри вообще-то был рад, что на Рождество почти никого в школе не будет. Он ужасно от всего устал: и от того, что все его сторонятся, будто у него в любую минуту могут вырасти клыки или он станет плеваться ядом; и от перешептываний, и от показывания пальцами, от шипения и бормотания, что повсюду его преследовали.
А вот Фреду с Джорджем это очень даже нравилось. Они радостно маршировали по коридорам впереди Гарри с криками:
– Пропустите! Идет Наследник Слизерина, он вооружен и очень опасен!..
Перси их поведение в высшей степени не одобрял.
– В этом нет ничего смешного, – процедил он сквозь зубы.
– Эй, прочь с дороги, Перси, – с притворным высокомерием бросил Фред. – Поттер поторапливается.
– Ага, спешит в Тайную комнату, выпить чаю со своим верным зубастым слугой, – загоготал Джордж.
Джинни расстраивалась от братниных шуточек.
– Ой, не надо, – пищала она всякий раз, когда Фред через всю гостиную спрашивал Гарри, кто у него на очереди в покойнички, или когда Джордж при встречах с Гарри притворялся, будто отпугивает его большой головкой чеснока.