– Верно мыслишь, – заметил Рон, отпирая дверь. – Расходимся по кабинкам.
Осторожно, чтобы не пролить ни капли всеэссенции, Гарри проскользнул в среднюю кабинку.
– Готовы? – крикнул он.
– Готовы, – послышались голоса друзей.
– Раз… два… три!
Зажав нос, Гарри в два глотка выпил зелье. На вкус – как переваренная капуста.
В животе сразу все заворочалось, словно он проглотил клубок живых змей. Он согнулся пополам, гадая, стошнит его или нет; затем жжение распространилось из живота по всему телу до кончиков пальцев; потом (отчего он, задохнувшись, рухнул на четвереньки) пришло ощущение, будто тело плавится, а кожа пузырится, как горячий воск; он смотрел, как его руки начали расти, пальцы утолщаться, ногти – увеличиваться, костяшки сделались как болты; плечи расширились, и это было очень болезненно; лоб пощипывало, и Гарри догадался, что волосы прорастают до самых бровей; мантия треснула на груди, внезапно раздавшейся как бочка, у которой лопнули обручи; ногам сделалось мучительно тесно в ботинках на четыре размера меньше…
Кончилось это так же неожиданно, как и началось. Гарри обнаружил, что лежит ничком на холодном каменном полу и слушает, как Миртл угрюмо булькает в крайнем унитазе. Он с трудом снял ботинки и встал. Так вот каково оно, быть Гойлом. Большими трясущимися руками он стянул через голову мантию, которая теперь доходила ему только до коленок, надел ту, что принесла из прачечной Гермиона, и зашнуровал огромные, как лодки, башмаки Гойла. По привычке потянулся убрать волосы со лба, но рука нащупала щетинистый, низко растущий ежик. Тут он понял, что в очках плохо видит – ведь у Гойла нормальное зрение. Он снял очки и крикнул:
– Вы там как, нормально? – хриплым низким голосом Гойла.
– Ага, – донеслось справа ворчание Краббе.
Гарри открыл дверь, вышел и встал перед треснутым зеркалом. Оттуда на него щурил глубоко посаженные глазки Гойл. Гарри почесал ухо. Гойл сделал то же самое.
Открылась дверь кабинки Рона. Они уставились друг на друга. Если не считать бледности и испуга на лице, Рон был неотличим от Краббе – начиная от стрижки под горшок и кончая длинными гориллоподобными руками.
– Потрясающе, – прошептал Рон, подходя к зеркалу и тыча пальцем себе в плоский нос, – просто потрясающе.
– Пожалуй, надо идти, – сказал Гарри, ослабляя ремешок часов, глубоко врезавшийся в жирное запястье Гойла. – Нам еще надо выяснить, где общая гостиная «Слизерина». Надеюсь, нам встретится кто-нибудь, за кем можно будет проследить…
Рон, который во все время этой речи удивленно таращился на Гарри, сказал:
– Ты не представляешь, до чего странно видеть, как Гойл думает. – Он забарабанил в дверь Гермионовой кабинки. – Эй, пора!
Ему ответил тоненький голосок:
– Я… наверное, я не пойду. Идите сами.
– Гермиона, мы отлично знаем, что Миллисент уродина, нечего стесняться… И потом, никто же не узнает, что это на самом деле ты.
– Нет… правда… я, кажется, не могу. А вы поторопитесь, время уходит…
Гарри, ничего не понимая, посмотрел на Рона.
– Вот это больше похоже на Гойла, – прокомментировал тот. – У него такое лицо каждый раз, когда учитель задает ему вопрос.
– Гермиона, что с тобой? – спросил Гарри через дверь.
– Все нормально, нормально, идите…
Гарри взглянул на часы. Прошло уже пять драгоценных минут.
– Мы тогда вернемся за тобой сюда, ладно? – сказал он.
Мальчики осторожно выглянули за дверь туалета, убедились, что никого нет, и вышли.
– Не размахивай так руками, – шепнул Гарри Рону.
– А что?
– У Краббе они как примороженные…
– Вот так?
– Да, так лучше…
Они спустились по мраморной лестнице. Оставалось только встретить какого-нибудь слизеринца, чтобы пойти за ним в слизеринскую гостиную, но никто не попадался.
– Есть идеи? – пробормотал Гарри.
– Слизеринцы приходят на завтрак оттуда, – сказал Рон, кивнув на вход в подземелье.
Стоило ему это сказать, как из подземелья появилась девочка с длинными кудрявыми волосами.
– Извините, – сказал Рон, кинувшись к ней. – Мы забыли, как пройти в нашу гостиную.
– Прошу прощения? – холодно произнесла девочка. – В нашу гостиную? Я – из «Вранзора».
Она удалилась, с подозрением оглядываясь.
Гарри и Рон торопливо спустились по каменным ступеням в темноту подземелья, и их шаги отдавались особенно гулко, когда великанские ноги Краббе и Гойла тяжело опускались на камень. Оба уже заподозрили, что в конечном итоге все окажется не так-то просто.
Лабиринты переходов были пустынны. Они спускались все глубже и глубже в недра замка, то и дело проверяя, сколько осталось времени. Через пятнадцать минут, как раз когда они начали терять надежду, впереди что-то послышалось.