Со вкусом и отменным аппетитом воздав должное стряпне Кричера, Гарри приказал ему не будить себя. Но на всякий случай всё же дал позволение нарушить этот запрет — в самом крайнем случае. И, оставив встревоженного домовика бесплодно вопрошать, какой случай можно считать крайним, а так же ворчать, бубнить и кряхтеть, на все лады склоняя безалаберность хозяина, Гарри отправился спать…
Он провалился в сон, как в пучину. Но поначалу там, на глубине, оказалось светло и приятно. Однако вскоре появилось подспудное ощущение приближающегося ужаса, оно росло, поднимаясь из глубин души, без всяких видимых причин.
Люди, не понаслышке знакомые не просто с неприятными или страшными снами, а самыми настоящими кошмарами, знают, как часто жуткое содержимое прячется за безобидной упаковкой.
Безоблачный день, улыбающиеся лица или цветущая лесная полянка с порхающими бабочками, или самые близкие люди и собственный уютный дом — всё это может стать началом кошмара, потому что контраст между любимым, красивым и безмятежным и выпущенными на волю глубинными страхами наносит самый сильный удар, самый глубокий, болезненный, сокрушительный…
Внутри растёт, зреет, крепнет с каждым мгновением ощущение неотвратимости ужаса, который пока не обрёл формы, у него пока нет ни лица, ни имени, совершенно неизвестно, чего от него ждать, — и тем сильнее он страшит.
Так и Гарри, глядя на улыбающуюся умиротворённую Гермиону, нашёптывающую что-то нежно-ласкательное своим очаровательным малышам — своим бесценным первенцам-двойняшкам, чувствовал, как неотвратимо надвигается нечто ужасное.
Он не знал — что, он не понимал, чем вызвано это чувство и, хуже того, он не только не представлял, как предотвратить приближающуюся катастрофу, но в глубине души был уверен, что это вообще невозможно.
Гермиона радостно возилась с детьми, малыши счастливо улыбались беззубыми ротиками и тянули к ней ручки, ухватывали протянутые игрушки, снова бросали — познавали мир, и более безмятежную сцену нельзя было представить.
А Гарри ощущал, как тиски напряжения и страха, в которых он зажат, сжимаются всё сильнее. Вот сейчас… сейчас… сейчас это случится…
Что именно — Гарри не мог даже предположить. Он забыл обо всём — о Крюгере, о том, что спит, — он вообще забыл себя, потерял, обратившись в зрение и слух, в одно сплошное ожидание, становившееся непереносимым. Он хотел, чтобы наконец произошло хоть что-нибудь, лишь бы не эта душащая неизвестность, лишь бы не ждать больше…
В дверь стучат. Гермиона открывает, не задумываясь. Гарри, убеждённый, что за дверью её поджидает какой-нибудь жуткий монстр, хочет закричать и остановить её, но голоса нет — только бессильный хрип вырывается из горла, и тело его не слушается, налившись непреодолимой тяжестью.
Гермиона открывает. За порогом стоит… — он сам. Тот самый Гарри Поттер, которого знают все маги Британии, тот самый, которого он ежедневно видит в зеркале, ведя вечную безнадёжную войну со своей непослушной шевелюрой. Слегка смущённый вид, беззащитное без привычных очков лицо.
Гермиона рада, она приглашает дорогого гостя в дом, а Гарри — настоящий Гарри, бессильный помешать, пытается до неё докричаться…
— Это не я! Это не я, Гермиона!!! — только глухой сип…
Подруга его не слышит… Он пытается выйти из угла, в котором стоит, напрягая все силы, старается привлечь внимание… Тело не слушается, он не может оторвать ногу от пола, не может поднять руки… Но привлечь внимание ему удалось…
О да! Лже-Гарри смотрит на него — прямо на него, и Гарри знает, что он его прекрасно видит… Он смотрит и улыбается… он улыбается… Это ужасная улыбка — ни один хищный оскал не сравнится с ней… Но только Гарри видит это, видит содержимое сквозь упаковку, а Гермиона ничего не замечает.
Она собирается выйти из комнаты — что-то принести или заварить чай, а фальшивый Гарри пока присмотрит за детьми. Да-да, он присмотрит! С огромным удовольствием…
— Нет, Гермиона! Не делай этого! Не оставляй их с ним!! Нет!!! — Гарри надрывается так, что кажется — лёгкие сейчас лопнут.
Но Гермиона не слышит… Поддельный Гарри улыбается… — ей, детям и настоящему Гарри, корчащемуся в углу, как бабочка, пришпиленная булавкой… Такой же безгласный, как она, такой же беспомощный…
Гермиона поворачивается и уходит — медленно, не торопясь. Чудовище, прикрывшееся личиной Гарри Поттера, делает шаг к кроватке, и его улыбка меняется, становится действительно жуткой, — теперь не заметить этого невозможно. Если бы Гермиона увидела его сейчас! Если бы обернулась….
Но она не оборачивается. Медленно-медленно закрывается дверь за её спиной. Фальшивый Гарри Поттер склоняется над детьми. Они агукают и доверчиво тянут к нему ручки — это же не чужой, не посторонний, а хорошо знакомый дядя Гарри, который всегда так весело с ними играет, так заразительно смеётся и даже позволяет тянуть и дёргать себя за волосы, забавно морщась, но никогда не хмурясь.
Настоящий Гарри до крови закусил губу, он собрал все силы, он оторвал от пола одну ногу, другую… Медленно, слишком медленно… Чудовище, принявшее его обличье, в наигранном сомнении переводит взгляд с одного улыбающегося малыша на другого.
Это о чём-то напоминает Гарри, но он не может вспомнить, о чём. Сейчас не до этого. Наконец монстр выбирает того, что в нежно-сиреневых ползунках — девочку, протягивает руку, грубо хватает её за пухлую ножку и поднимает вверх. Его улыбка теперь — злобный торжествующий оскал. В глазах плещется безумие.
Малышка беспомощно взмахивает ручками. Она думает, что это какая-то новая игра, но такая игра ей не нравится, личико начинает кривиться — она готова заплакать, но пока ещё ждёт, что вот-вот всё снова станет хорошо и будет весело, как всегда бывает с добрым и весёлым дядей Гарри.
Смотреть на это невыносимо. И настоящий Гарри нечеловеческим, запредельным усилием бросает своё закаменевшее тело вперёд, и крик почти срывается с его онемевших губ — спасительный крик, на который тут же прибежит Гермиона, а может и Снейп, что ещё лучше, но хватило бы и Гермионы. Гарри почему-то убеждён, что справиться с этим врагом не так и трудно, лишь бы сорвать с него маску, лишь бы оказать хоть какое-то противодействие.
И когда до победы лишь миг, когда Гарри почти удалось вырвать из жестоких рук начавшую хныкать малышку, его враг вдруг обращается к нему. Он откидывает со лба волосы, демонстрируя знаменитый шрам, побледневший, но всё ещё заметный, предъявляет его, словно это некий знак подлинности, неопровержимое доказательство.
Глаза его вспыхивают красным огнём — это безумные змеиные глаза Волдеморта.
— Я — это ты, — говорит он тихо и улыбается страшной улыбкой. — Ты — это я.
Гарри просыпается с душераздирающим криком, наконец-то нашедшим выход, вырвавшимся из непробиваемой немоты сна. Он кричит и не может остановиться, кричит, срывая голос.
Верный Кричер дрожит рядом, слёзы текут из его глаз, он всхлипывает, ломая руки и бормоча что-то неразборчивое…
========== Глава 8. Выводы ==========
30 октября. До Хэллоуина — 4 часа
— Он всё рассчитал, понимаешь, Рон? Демон Кошмаров. Пожиратель Душ… — Гермиона помолчала секунду и быстро продолжила:
— Он начал с Риддла, для него это было забавной игрой. Такой, как Риддл, понятен до примитивности. Волдеморт стремился к бессмертию. Зачем? Он просто боялся смерти.
— Все боятся смерти, — буркнул Рон.
— Но не так, — покачала головой Гермиона. — Ни я, ни ты не стали бы убивать, чтобы обрести вечную жизнь. Даже если бы знали, что это возможно. Итак… — она вздохнула, — ещё тогда он, будем называть его Крюгером, присматривался к Гарри. Скорее всего. Но пока не трогал…