Куда бы они не пошли весь следующий день, всюду виднелись признаки усиления безопасности; профессор Флитвик обучал главные двери опознавать Сириуса Блэка по его увеличенному портрету; Филч неожиданно принялся носиться взад-вперед по коридорам, заколачивая все — от крохотных трещинок в стенах до мышиных норок. Сэра Кадогана отстранили от должности. Его портрет снова отнесли на затерянную площадку восьмого этажа, а Толстушку возвратили на место. Ее тщательно отреставрировали, но она все еще сильно нервничала и согласилась вернуться к работе только при условии, что ей будет предоставлена дополнительная охрана. Охранять ее была нанята ватага грубых сторожевых троллей. Они грозной толпой прохаживались по коридору, что-то хрюкая друг другу и меряясь дубинками.
Гарри не мог не обратить внимания на то, что статуя одноглазой ведьмы на четвертом этаже оставалась неохраняемой и незаделанной. По всему выходило, что Фред и Джордж были правы в своей уверенности, что только они — а теперь еще Гарри, Рон и Эрмиона — были единственными людьми, знающими об этом потайном ходе.
"Думаешь, стоит кому-нибудь рассказать?" — посоветовался с Роном Гарри.
"Но мы же уверены, что он попадает в замок не через "Горшочек с медом", — успокаивал его Рон. — Мы бы узнали, если бы кто-нибудь вломился в лавку".
Гарри был рад, что Рон придерживается такого мнения. Ведь если бы одноглазую ведьму заколотили, он никогда больше не смог бы попасть в Хогсмид.
Рон моментально стал знаменитостью. Впервые в жизни ему уделяли больше внимания, чем Гарри, и это явно доставляло ему удовольствие. Он еще не отошел от ночного потрясения, но уже достаточно приободрился, чтобы рассказывать всем интересующимся о происшедшем с изобилием подробностей.
"…я спал, а тут слышу, как рвется ткань, и я подумал — ну, это сон, понимаете? Тут подуло… Я проснулся, и с одной стороны занавеска с кровати была сдернута… Ну, я перевернулся… а он, вижу, надо мной стоит… как скелет, весь в грязных космах… и нож свой длинный выставил, с локоть длиной… и вот мы с ним вытаращились друг на друга, и тут я как заору, и он сбежал".
"Интересно, почему? — прибавил Рон уже для Гарри, когда группка второкурсниц, слушавших его леденящую историю, разошлась. — Почему он убежал?"
Гарри тоже этому удивлялся. Почему бы Блэку, раз уж он ошибся кроватью, было не заткнуть Рону глотку и не перебраться к Гарри? Блэк уже доказал двенадцать лет назад, что не имеет ничего против уничтожения невинных людей, а на этот раз перед ним было пять невооруженных мальчиков, четверо из которых спали.
"Он должен был понимать, что ему придется потрудиться, выбираясь из замка, раз уж ты заорал, и всех перебудил, — задумчиво заметил Гарри. — Ему бы пришлось перебить весь колледж, чтобы вернуться через портретный ход… но тогда он бы столкнулся с учителями…"
Невилл попал в глубокую опалу. Профессор Мак-Гонагалл настолько разозлилась, что вообще запретила ему посещать Хогсмид, дала ему наказание и никому не разрешила говорить ему пароль. Бедняга Невилл был вынужден ждать каждый вечер перед гостиной, чтобы кто-нибудь его впустил, а сторожевые тролли все это время пренеприятно на него косились. Но при всем при том, ни одно наказание и близко не сравнилось с тем, которое припасла его бабка. Через два дня после вторжения Блэка, она прислала ему самое ужасное, что только мог получить во время завтрака ученик Хогвартса — вопилку.
Школьные совы как обычно влетели в Большой зал, неся почту, и Невилл поперхнулся, так как большая амбарная сова приземлилась перед ним, держа в клюве ярко-красный конверт. Гарри и Рон, сидевшие напротив него, сразу же узнали в письме вопилку — за год до этого Рон уже получил одну от матери.
"Беги, Невилл", — посоветовал Рон.
Невиллу не пришлось повторять дважды. Он схватил конверт и, держа его на вытянутых руках как бомбу, рванул из зала, а слитеринский стол расхохотался. Они услышали, как вопилка взорвалась в вестибюле — голос бабушки Невилла, магически усиленный в сотни раз, визжал о том, что он навлек стыд на всю семью.
Гарри слишком переживал за Невилла, чтобы сразу заметить, что ему тоже пришло письмо. Хедвиг привлекла его внимание, сильно ущипнув за запястье.
"Ой! Гм — спасибо, Хедвиг".
Гарри разорвал конверт, в то время как Хедвиг принялась за кукурузные хлопья в Невилловой тарелке. Записка внутри гласила:
Дорогие Гарри и Рон, как нащет попить чайку со мной этим вечером окло шести? Я вас прихвачу из замку. ЖДИТЕ МЕНЯ ВНИЗУ; ВАМ НЕЛЬЗЯ ВЫХОДИТЬ САМИМ. Привет, Хагрид.
"Наверное, хочет услышать мою историю о Блэке!" — заключил Рон.
Итак, в шесть часов вечера, Гарри и Рон вышли из гриффиндорской башни, пробежали мимо сторожевых троллей и направились в вестибюль.
Хагрид уже ждал их.
"Привет Хагрид! — приветствовал его Рон. — Ты небось хочешь послушать о субботнем вечере, да?"
"Я уже слышал", — отозвался Хагрид, распахивая двери и выводя их наружу.
"Гм", — только и пробормотал слегка обескураженный Рон.
Первое, что они увидели в хижине Хагрида, был Конклюв, растянувшийся на лоскутном одеяле Хагрида, плотно прижав огромные крылья к телу, и с удовольствием уписывавший дохлых хорьков с блюда.
Отводя глаза в сторону от этого отталкивающего зрелища, Гарри увидел огромный коричневый шерстяной костюм и ужасный желто-оранжевый галстук, свисающие с дверцы платяного шкафа.
"Зачем это, Хагрид?" — спросил Гарри.
"Дело Конклюва будет слушаться в Комитете по устранению опасных существ, — вздохнул Хагрид. — В эту пятницу. Я с ним поеду в Лондон вместе. Заказал две койки в "Ночном Рыцаре"…"
Гарри почувствовал укол вины. Он совершенно забыл, что суд над Конклювом так близко, и, судя по неловкости, написанной на лице у Рона, он тоже об этом забыл. Кроме того, они забыли об обещании помочь в защите Конклюва; при появлении Всполоха эти события отступили на второй план.
Хагрид налил им чаю и угостил тарелкой батских булочек, но они, слишком хорошо зная хагридовскую стряпню, предпочли от них отказаться.
"Мне б тут с вами обсудить кой-чего надо", — и Хагрид с необычайно серьезным видом уселся между ними.
"Что?" — спросил Гарри.
"Эрмиону".
"А что с ней такое?" — поинтересовался Рон.
"У нее тяжелое время, вот что такое. Она уж не раз приходила ко мне с Рождества. Ей одиноко. Сперва вы с ней не говорили из-за этого Всполоха, теперь не говорите из-за кота, который…"
"…съел Скабберса!" — со злостью прервал Рон.
"…поступил как все другие коты, — упрямо закончил Хагрид. — Она, по чести сказать, тут плакала несколько раз. Ей ведь сейчас и так тяжело. Я б сказал, про все эти ее занятия, что она кусок откусила, да слишком большой — не прожевать. А все-таки нашла время помочь мне с делом Конклюва, во как… Она тут для меня кое-что стоящее приискала… думаю у него сейчас будет хороший шанс…"
"Хагрид, нам тоже надо было тебе помочь… прости нас…" — неловко начал Гарри.
"Да не, я вас не ругаю! — отмахнулся Хагрид. — Бог свидетель, на тебя и так порядочно всего навалилось. Видел, как ты тренируешься днем и ночью… но хочу вам так сказать, думал вы двое больше цените друзей, чем метелку или крысу. Вот так-то вот".
Гарри и Рон обменялись неловкими взглядами.
"Она ведь так расстроилась, когда Блэк едва не заколол тебя, Рон. Сердце у нее где надо подвешено, у Эрмионы-то, а вы двое с ней не разговариваете…"
"Пусть от кота сначала избавится, тогда я с ней и буду говорить! — снова завелся Рон. — Но она с ним все время цацкается! Это же маньяк какой-то, а она против него и слова слушать не хочет".
"Ну, знаешь, люди иной раз такие глупости вытворяют из-за своих любимцев", — рассудительно произнес Хагрид. Лежавший позади него Конклюв выплюнул на подушку несколько хорьковых костей.
Остаток времени у них прошел за обсуждением шансов Гриффиндора выиграть кубок по квиддитчу, и в девять часов Хагрид проводил их обратно в замок.
Когда они вернулись в гостиную, вокруг доски объявлений собралась большая толпа учеников.