«Однако мы хотели бы выразить свою озабоченность относительно упомянутого гиппогрифа. Мы приняли решение поддержать официальную жалобу мистера Люциуса Малфоя, и поэтому дело будет передано Комитету по Устранению Опасных Созданий. Слушание дела состоится двадцатого апреля, и мы просим Вас вместе с Вашим гиппогрифом присутствовать в указанный день в здании Комитета в Лондоне. До этого времени гиппогриф должен содержаться на привязи и быть изолирован от других животных.
С уважением,…»
Далее следовал список школьных попечителей.
— А, — вздохнул Рон. — Но ведь ты говорил, что Конклюв — хороший гиппогриф, Хагрид. Могу поспорить, он выберется из этой истории…
— Не знаете вы этих горгулий в Комитете по Устранению Опасных Созданий! — выдавил Хагрид, вытирая глаза рукавом. — У них на интересных существ зуб!
Внезапно раздавшийся из угла хижины звук заставил Гарри, Рона и Гермиону поспешно обернуться. Конклюв лежал в углу, смачно уплетая что-то сочащееся кровью.
— Ну не мог я бросить его на улице! — всхлипнул Хагрид. — Одного-одинешенького! В Рождество.
Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они никогда всерьез не обсуждали с Хагридом животных, которых он называл «интересными», а другие люди — «жуткими монстрами». Правда, Конклюв не казался особенно опасным. А уж по сравнению с другими питомцами Хагрида, он был даже милым.
— Нужно подготовить хорошую защиту, Хагрид, — сказала Гермиона, положив ладонь на мощную лапу Хагрида. — Я уверена, тебе удастся доказать, что Конклюв не опасен.
— Это ничего не изменит! — всхлипнул Хагрид. — Эти нелюди из комитета по устранению, они пляшут под дудку Люциуса Малфоя! Боятся его! А если я проиграю это дело, Конклюва…
Хагрид чиркнул пальцем поперёк горла, затем громко взвыл и, пошатнувшись, спрятал лицо в ладонях.
— Может быть, Дамблдор тебе поможет, Хагрид? — спросил Гарри.
— Он уже и так сделал для меня больше чем достаточно, — тяжело вздохнул Хагрид. — На него вон сколько всего свалилось — приходится не подпускать дементоров близко к замку, и Сириус Блэк бродит поблизости…
Рон и Гермиона взглянули на Гарри, ожидая, что он станет выговаривать Хагриду за то, что тот не рассказал ему правду о Блэке. Но Гарри не мог сделать этого сейчас, когда Хагрид был таким несчастным и испуганным.
— Послушай, Хагрид, — сказал он, — ты не должен сдаваться. Гермиона права, тебе просто нужна хорошая защита. Ты можешь вызвать нас как свидетелей…
— Кажется, я читала о случаях, когда гиппогрифов оправдывали, — задумчиво сказала Гермиона. — Я разыщу их для тебя, Хагрид, и мы решим, что делать.
В ответ Хагрид зарыдал ещё громче. Гарри и Гермиона взглянули на Рона, ожидая от него помощи.
— Э… Может, чашку чая? — предложил Рон.
Гарри недоуменно уставился на него.
— Так всегда делает моя мама, когда кто-нибудь расстроен, — пожимая плечами, пробормотал Рон.
В конце концов, после бесконечных обещаний помочь гиппогрифу всхлипывания прекратились, Хагрид высморкался в носовой платок размером со скатерть, взял со стола кружку, над которой поднимался пар, и вздохнул:
— Ваша правда. Нельзя расклеиваться. Надо собрать себя в кулак…
Волкодав Клык робко вылез из-под стола и положил голову Хагриду на колени.
— В последнее время я сам не свой, — сказал Хагрид, одной рукой гладя Клыка, а другой вытирая лицо. — И за Конклюва боюсь, и переживаю за уроки — они ж никому не нравятся…
— Нам они нравятся! — солгала Гермиона.
— Ага, они замечательные! — подхватил Рон, скрестив под столом пальцы. — Э… как поживают Скручерви?
— Сдохли, — уныло сказал Хагрид. — Переели салата.
— О, нет! — воскликнул Рон, едва дёрнув губой.
— А от дементоров у меня просто мороз по коже, — добавил Хагрид, вздрогнув. — Мне приходится проходить мимо них всякий раз, когда я хочу пропустить стаканчик в «Трёх метлах». Как будто я снова попал в Азкабан…
Он замолчал, заставив себя глотнуть чаю. Гарри, Рон и Гермиона затаили дыхание. Хагрид никогда не рассказывал о своём коротком пребывании в Азкабане. После паузы Гермиона робко поинтересовалась:
— Там, наверное, страшно, Хагрид?
— Вы даже не представляете, — тихо ответил Хагрид. — Ничего подобного со мной не бывало. Я думал, у меня поедет крыша. Мне всё время вспоминались самые страшные вещи… День, когда меня выгнали из Хогвартса… День, когда умер мой папа… День, когда мне пришлось отпустить Норберта…
Его глаза наполнились слезами. Норберт был детёнышем дракона, которого Хагрид как-то раз выиграл в карты.
— Очень скоро забываешь, кто ты такой. И не видишь никакого смысла в жизни. Мне хотелось умереть — тихо-тихо, во сне. Когда меня отпустили, я словно заново родился, весь мир такой разноцветный — душа пела! Думаю, дементоры не шибко радовались моему освобождению.