Шерсть Косолапа внезапно встала дыбом. Комнату заполнил пронзительный металлический свист. Из старых носков дяди Вернона выпал карманный Плутоскоп и теперь, свистя и сверкая, вертелся на полу.
— Я о нём совсем забыл! — сказал Гарри, наклоняясь и подбирая Плутоскоп. — Я никогда не надеваю эти носки…
Плутоскоп вертелся и свистел на его ладони. Косолап уставился на него, шипя и фыркая.
— Лучше убери этого кота, Гермиона, — огрызнулся Рон, потирая ушибленный палец. — А ты не мог бы заткнуть эту штуку? — накинулся он на Гарри. Гермиона широкими шагами вышла из комнаты, неся Косолапа, который не сводил с Рона жёлтых глаз.
Гарри запихнул Плутоскоп в носки и бросил их назад в чемодан. Теперь было слышно только, как Рон тихо стонет от боли и ярости. Короста свернулся калачиком у него в руках. Гарри давно не видел крысу и был неприятно поражен тем, как Короста изменился: раньше он был толстый и лоснящийся, а теперь похудел, и, вдобавок, шерсть с него лезла клочьями.
— Он не особенно хорошо выглядит, правда? — спросил Гарри.
— Это все из-за стресса! — ответил Рон. — Он бы чувствовал себя прекрасно, если бы этот большой глупый меховой шар оставил его в покое!
Но Гарри вспомнил слова волшебницы из «Волшебного Зверинца» о том, что крысы живут всего три года. И если здесь не обошлось без магических сил, которыми Короста никогда не отличался, его жизнь уже давно должна была подойти к концу. Гарри был уверен, что хотя Рон и жаловался на скучность и бесполезность Коросты, смерть крысы будет для него ударом.
В это утро настроение в гриффиндорской гостиной было совсем не рождественским. Гермиона заперла Косолапа в спальне, но была в ярости из-за того, что Рон пытался его ударить, а Рон все ещё кипел от злости. Гарри понял, что ему не удастся заставить их разговаривать друг с другом, и занялся обследованием «Молнии», которую принёс в гостиную. Из-за этого Гермиона сердилась ещё больше; она ничего не говорила, но постоянно бросала на метлу недоверчивые взгляды, как будто та тоже недолюбливала её кота.
К обеду они спустились в Большой Зал и увидели, что столы Домов отодвинуты к стенам и в центре зала стоит только один стол, накрытый на двенадцать персон. За столом сидели Дамблдор, МакГонагалл, Снейп, Спраут и Флитвик, а также смотритель Филч, надевший вместо своего обычного коричневого пиджака очень старый и, похоже, слегка поеденный молью фрак. Кроме них было только три ученика: два чрезвычайно взволнованных первоклашки и угрюмый пятиклассник из Слизерина.
— Счастливого Рождества! — приветствовал их Дамблдор, когда они подошли к столу. — Поскольку нас так мало, мне показалось глупым сидеть за столами Домов… Садитесь, садитесь!
Гарри, Рон и Гермиона сели вместе на другом краю стола.
— Шутихи! — воскликнул Дамблдор, протягивая конец большой серебристой хлопушки Снейпу, который неохотно взялся за него и с силой дернул. С хлопком, похожим на оружейный выстрел, хлопушка взорвалась, внутри оказалась большая остроконечная волшебная шляпа, украшенная чучелом грифа.
Гарри, вспомнив боггарта, переглянулся с Роном, и оба улыбнулись; Снейп поджал губы и пододвинул шляпу Дамблдору, который сразу же надел её вместо своей.
— Налетайте! — обратился он к сидящим за столом, лучезарно улыбаясь.
Когда Гарри накладывал себе жареную картошку, двери снова распахнулись и в Большой Зал вплыла профессор Трелони. В честь праздника она надела зелёное платье в блестках и стала ещё сильнее походить на огромную блестящую стрекозу.
— Сибилла, вот это сюрприз! — вставая, произнёс Дамблдор.
— Я внимательно посмотрела в хрустальный шар, директор, — сказала профессор Трелони своим загадочным, словно доносящимся издалека, голосом, — и, к моему удивлению, увидела себя покидающей мою уединённую трапезу и присоединяющейся к вам. Могла ли я пренебречь знаком судьбы? Я сразу же поспешила сюда и прошу вас простить моё опоздание.
— Конечно, конечно, — подмигнул ей Дамблдор. — Разрешите мне начертать вам стул…
И он действительно нарисовал волшебной палочкой стул, который на несколько секунд, вращаясь, завис в воздухе, а затем с глухим стуком упал между Снейпом и профессором МакГонагалл. Однако профессор Трелони не села; её огромные глаза оглядели стол, и вдруг она негромко вскрикнула.
— Я не смею, директор! Если я присоединюсь к сидящим, нас будет тринадцать! Более дурное предзнаменование трудно себе представить! Никогда нельзя забывать, что когда тринадцать обедают вместе, то первый, кто поднимется из-за стола, первым умрёт!
— Мы всё же рискнем, Сибилла, — нетерпеливо произнесла профессор МакГонагалл. — Садитесь, индейка уже остывает.
Профессор Трелони поколебалась, но затем опустилась на пустой стул, закрыв глаза и плотно сжав губы, словно ожидая, что в стол ударит молния. Профессор МакГонагалл ткнула большую ложку в ближайшее блюдо:
— Рубца, Сибилла?
Но профессор Трелони не обратила на неё внимания. Вновь открыв глаза, она ещё раз огляделась и спросила:
— Но где же наш дорогой профессор Люпин?
— Боюсь, бедняга снова болен, — сказал Дамблдор, жестом указывая всем остальным, что они могут начинать трапезу. — К несчастью, это произошло именно в Рождество.
— Но вы ведь, конечно же, уже знали об этом, Сибилла? — спросила профессор МакГонагалл, приподняв бровь.
Профессор Трелони холодно взглянула на неё.
— Конечно же, я знала, Минерва, — мягко пояснила она. — Но, как правило, не стоит выставлять напоказ тот факт, что всё знаешь. Я часто поступаю так, будто не обладаю Внутренним Оком, чтобы не вводить других в замешательство.
— Это многое объясняет, — колко отозвалась профессор МакГонагалл.
Вдруг голос профессора Трелони стал гораздо менее загадочным:
— Если Вы хотите знать, Минерва, я видела, что бедному профессору Люпину недолго быть с нами. Кажется, он отдает себе отчёт, что ему недолго осталось. Он буквально сбежал от меня, когда я предложила взглянуть для него в хрустальный шар…
— Могу себе представить, — сухо отозвалась профессор МакГонагалл.
— Сомневаюсь, что профессору Люпину угрожает какая-нибудь опасность, — вмешался Дамблдор преувеличенно бодрым голосом, положив конец беседе профессора МакГонагалл и профессора Трелони. — Северус, вы ведь сварили для него это зелье снова?
— Да, директор, — отозвался Снейп.
— Хорошо, — сказал Дамблдор. — Тогда он в мгновение ока снова будет на ногах… Дерек, ты уже пробовал вон те копчёные колбаски? Они очень вкусные.
Первоклассник, к которому обратился Дамблдор, покраснел до корней волос и дрожащими руками потянулся к блюду с колбасками.
До конца рождественского обеда профессор Трелони вела себя почти нормально. С набитыми животами и со шляпами из хлопушек на головах Гарри и Рон первыми поднялись из-за стола. И тут она пронзительно вскрикнула.
— Мои дорогие! Кто из вас встал первым? Кто?
— Не знаю, — сказал Рон и растерянно взглянул на Гарри.
— Я не думаю, что это имеет какое-нибудь значение, — холодно сказала профессор МакГонагалл, — разве что снаружи перед дверью стоит маньяк с топором, чтобы зарубить первого, кто выйдет в холл.
Рон рассмеялся. Профессор Трелони выглядела уязвлённой.
— Идём? — сказал Гарри Гермионе.
— Нет, — пробормотала Гермиона, — я хотела ещё поговорить с профессором МакГонагалл.
— Наверно, хочет спросить, может ли она взять ещё больше предметов, — зевнул Рон, когда они вышли в холл, в котором, однако же, никакого маньяка с топором не оказалось.
Добравшись до портретного входа, они обнаружили, что Сэр Кадоган устроил рождественскую вечеринку с парой монахов, несколькими бывшими директорами Хогвартса и своим толстым пони. Он поднял забрало и приподнял кружку с медовым вином, приветствуя их.
— Счастливого — ик — Рождества! Пароль?
— Подлый пёс.
— И вы тоже, сэр! — загремел Сэр Кадоган, когда картина сдвинулась в сторону и впустила их.
Гарри сразу же направился в спальню, принес оттуда «Молнию» и набор по уходу за метлой, который ему подарила Гермиона на день рождения, и принялся изучать её на предмет каких-нибудь изъянов. Впрочем, у «Молнии» не нашлось кривых прутиков, которые можно было бы отрезать, а рукоять сверкала так, что полировать её казалось бессмысленным. Они с Роном просто любовались метлой, пока не открылся портретный ход, и не вошла Гермиона, а следом за ней — профессор МакГонагалл.