– Кому-нибудь нужна помощь в интерпретации расплывчатых предзнаменований Шара? – промурлыкала она под звякание украшений.
– Мне помощь не нужна, – шепнул Рон. – и так всё ясно. Сегодня вечером будет густой туман.
Гарри с Гермионой заржали. Все головы повернулись к ним. Парватти и Лаванда были глубоко шокированы.
– Что такое, в самом деле! – воскликнула профессор Трелани. – Вы нарушаете вибрацию сигналов грядущего! – Она подошла к их столику и вгляделась в шар. У Гарри упало сердце. Он легко мог предугадать, что сейчас будет…
– Здесь что-то есть! – шёпотом воскликнула профессор Трелани, приблизила лицо к шару, и он дважды отразился в огромных очках. – Что-то движется… но что?
Готов держать пари на всё, что у меня есть, включая «Всполох», подумал Гарри – что бы там ни двигалось, оно несёт недобрую весть.
– Мой дорогой… – выдохнула профессор Трелани, взглядывая на мальчика. – Он здесь, отчётливее, чем когда-либо… Мой дорогой, к тебе подбирается, всё ближе и ближе… Сгу…
– Ради всего святого! – громко оборвала её Гермиона. – Опять этот идиотский Сгубит!
Профессор Трелани подняла на Гермиону огромные глаза. Парватти шепнула что-то Лаванде, и они обе гневно воззрились на Гермиону. Профессор Трелани выпрямилась, источая нескрываемую ярость.
– С сожалением вынуждена признать, что, с самого первого момента твоего появления на моих занятиях, моя дорогая, стало очевидно, что тебе не даровано то, чего требует благородное искусство предсказания судеб. В самом деле, у меня ни разу ещё не было ученицы с таким приземлённым мышлением.
Последовало минутное молчание. А затем…
– И очень хорошо! – Гермиона вдруг встала и запихнула «Растуманивание будущего» в рюкзак. – Отлично! – повторила она, перебрасывая рюкзак через плечо. При этом она чуть не сшибла Рона с пуфика. – Я умываю руки! Я ухожу!
Под изумлёнными взглядами всего класса Гермиона прошагала к люку, открыла его ногой и слезла вниз.
Прошло несколько минут, прежде чем класс успокоился. Профессор Трелани совершенно позабыла о Сгубите. Она резко отвернулась от стола Гарри и Рона и, тяжело дыша, поплотнее укуталась в газовую шаль.
– Оооооо! – внезапно закричала Лаванда. Все вздрогнули. – Ооооо, профессор Трелани, я только что вспомнила! Вы ведь видели, как она уходит! Помните, профессор? «В районе Пасхи один из нас покинет класс навсегда»! Вы знали об этом давным-давно, профессор!
Профессор Трелани, с влажными от благодарности глазами, одарила её улыбкой.
– Да, моя дорогая, я действительно знала, что мисс Грэнжер покинет нас. И всё же, мы всегда надеемся, что могли неверно истолковать Знаки… Должна признаться, Внутренний Глаз – это тяжкий крест!..
Лаванда и Парватти благоговейно внимали её словам. Они подвинулись, и профессор Трелани села к ним за столик.
– Ну и денёк у Гермионы, да? – пробормотал Рон с каким-то недоверчивым восхищением.
– Да уж…
Гарри глядел в хрустальный шар, но ничего, кроме кружащего белого дыма, не видел. Неужели профессор Трелани снова узрела Сгубита? Этого ему только не хватало – ещё одного несчастного случая! Как раз перед квидишным финалом.
В пасхальные каникулы особо отдохнуть не удалось. Им ещё никогда не задавали столько домашней работы. Невилль Длиннопопп был близок к нервному расстройству, да и не только он один.
– И это называется каникулы! – взвыл как-то Симус Финниган. – Экзамены ещё неизвестно когда! Что они с нами делают?!
Но, никому не приходилось работать так много, как Гермионе. Даже без прорицания, она изучала больше предметов, чем кто-либо другой. По вечерам она покидала общую гостиную последней, а по утрам приходила в библиотеку первой; под глазами у неё пролегли тени, такие же глубокие, как у Люпина, и вообще, Гермиона постоянно находилась на грани истерики.
Поиск информации для аппеляции по делу Конькура Рон взял на себя. В свободное от домашних заданий время он просматривал множество толстенных книг: «Карманный справочник по психологии гиппогрифов», «Птица или зверь: трактат о жестокости гиппогрифов»… Рон был так погружён в это занятие, что даже забывал прогонять от себя Косолапсуса.
Гарри каждый день приходилось выкраивать время для занятий в перерывах между тренировками и бесконечными обсуждениями тактики боя с Древом. Матч «Гриффиндор» – «Слизерин» должен был состояться в первую же субботу после пасхальных каникул. «Слизерин» лидировал в турнире со счётом двести очков ровно. А это означало (о чём неустанно напоминал Древ), что гриффиндорцам для получения кубка нужно было выиграть матч, набрав более двухсот очков. Это также означало, что вся ответственность за выигрыш практически полностью ложилась на Гарри, так как поимка Проныры приносила сто пятьдесят очков.
– Не забудь, ты начинаешь ловить Проныру, только когда мы наберём больше пятидесяти очков, – твердил Древ. – Только когда у нас будет больше пятидесяти очков, Гарри, иначе мы выиграем матч, но не получим кубок. Ты понял меня, да? Лови Проныру, только когда…
– Я ПОНЯЛ, ОЛИВЕР! – заорал Гарри.
В «Гриффиндоре» все думали только о матче. Колледж не завоёвывал квидишного кубка со времён легендарного Чарли Уэсли (второго по старшинству брата Рона). И всё же, никто так страстно не желал выиграть, как сам Гарри.
Их вражда с Малфоем достигла своего апогея. Малфой не мог пережить унижения от того, что его забросали грязью в Хогсмёде и был в ярости, что Гарри удалось увильнуть от наказания. Гарри, в свою очередь, не забыл попытки Малфоя вывести его из игры во время матча с «Равенкло». Теперь же его решимость поквитаться с Малфоем на глазах у всей школы подогревала история с Конькуром.