Мы проходили анимагов с профессором Макгонаголл. И ещё я, когда делала домашнее задание, читала про них — в министерстве магии хранятся данные на всех колдунов и ведьм, которые умеют превращаться в животных; на каждого есть досье, в котором всё обозначено: в какое животное они превращаются, каковы особые приметы и всё прочее… я даже специально ходила посмотреть в списке профессора Макгонаголл… В этом веке существовало всего семь анимагов, а имени Петтигрю в списке не было… Гарри едва успел подивиться про себя, насколько серьёзно относится Гермиона к выполнению домашних заданий, как профессор Люпин расхохотался.
— Ты, как всегда, права, Гермиона! — согласился он. — Но в министерство не поступало сведений о том, что в «Хогварце» есть три незарегистрированных анимага.
— Если ты собираешься им всё рассказать, то поторопись, Рем, — рявкнул Блэк, неотрывно следивший за Струпиком. — Я ждал целых двенадцать лет и больше ждать не собираюсь.
— Хорошо, хорошо… но тебе придётся мне помочь, Сириус, — сказал Люпин. — Ведь я знаю только начало истории… Люпин вдруг умолк. За его спиной раздался громкий скрип. Дверь в комнату сама собой отворилась. Все пятеро уставились на неё. Потом Люпин подошёл и выглянул на лестницу.
— Никого нет…
— Это привидение! — выкрикнул Рон.
— Ничего подобного, — отозвался Люпин, не отводя озадаченного взгляда от двери.
— В Шумном Шалмане никогда не было привидений… Вой и вопли, которые слышали жители деревни, издавал я. Он отбросил со лба седые волосы, помолчал мгновение, а потом заговорил:
— Пожалуй, всё начинается именно с этого — с того, что я стал оборотнем. Ничего бы не случилось, если бы меня не покусали… и если бы я не был таким бесшабашным… Он посерьёзнел и выглядел очень уставшим. Рон хотел было прервать его, но Гермиона шикнула: «Шшш!» Она пристально следила за профессором Люпином.
— Я был совсем маленьким мальчиком, когда меня укусил оборотень. Мои родители перепробовали все средства, но по тем временам лечения не существовало. То зелье, которое готовит для меня профессор Злей, изобретено совсем недавно. Оно делает меня безопасным. Я принимаю его за неделю до полнолуния, и у меня сохраняется способность разумно мыслить… тогда я лежу, свернувшись клубком, в своём кабинете — этакий безобидный волк — и жду, пока луна пойдёт на убыль.
— А вот до изобретения волчьелычного зелья я раз в месяц становился настоящим чудовищем. Об учёбе в «Хогварце» нечего было и мечтать. Никто из родителей не согласился бы подвергать своих детей такой угрозе.
— Но, как раз в то время, директором школы стал Думбльдор. Он сочувствовал моей беде. Сказал, что, при условии соблюдения определённых мер предосторожности, у него нет возражений против моего обучения в школе… — Люпин вздохнул и посмотрел Гарри в глаза. — Я как-то говорил тебе, что Дракучую иву посадили в год моего поступления в «Хогварц». На самом же деле, это дерево посадили из-за того, что я поступил в «Хогварц». Этот дом, — Люпин тоскливо обвёл глазами комнату, — и тоннель, который сюда ведёт, построили специально для меня. Раз в месяц меня переводили из замка сюда. Здесь я превращался. Дерево у входа в тоннель не давало мне проникнуть обратно в замок, пока я был опасен. Гарри не мог понять, к чему им вся эта история, но, тем не менее, слушал очень внимательно. Помимо голоса Люпина, в комнате раздавался лишь испуганный писк Струпика.
— В те дни мои… преображения были попросту ужасны. Превращение в волка чрезвычайно болезненно. От людей я был изолирован и не мог никого покусать, но я кусал и царапал самого себя. Жители деревни слышали мои вопли и завывания и думали, что такие звуки способны издавать лишь особо свирепые привидения. Думбльдор всячески поддерживал эту версию… Даже сейчас, когда в доме вот уже много лет не раздаётся ни звука, жители не решаются приблизиться к нему…
— И всё же, если не считать мучительных превращений, я был счастлив. Впервые в жизни у меня появились друзья. Трое близких друзей. Сириус Блэк… Питер Петтигрю… и, разумеется, твой отец, Гарри — Джеймс Поттер.
— Эти три друга не могли не заметить, что раз в месяц я куда-то исчезаю. Я придумывал разные истории. Врал, что моя мать больна и я должен навещать её… Я боялся, что они отвернутся от меня, если узнают, кто я на самом деле. Конечно же, они, как и ты, Гермиона, быстро обо всём догадались…
— Но они не отвернулись от меня. Ничего подобного, они сделали ради меня такое, что не просто облегчило мои страдания во время превращений, наоборот, эти периоды стали лучшим временем моей жизни. Мои друзья стали анимагами.
— И мой папа тоже? — поразился Гарри.
— Да, конечно, — сказал Люпин. — У них ушло почти три года на то, чтобы понять, как это сделать. Твой отец и Сириус были самыми умными ребятами в школе, но, кроме того, им ещё и повезло, потому что превращение в животных может пойти совершенно не так, как ожидаешь — именно поэтому в министерстве столь тщательно следят за анимагами. Питеру потребовалась помощь, Джеймс и Сириус старались для него, как могли. Наконец, в пятом классе, они научились по собственному желанию превращаться в зверей — в разных.
— Но каким образом это помогало вам? — в голосе Гермионы звучало недоумение.
— Оставаясь людьми, они не могли составить мне компанию, но зато в виде животных… — пояснил Люпин. — Оборотни опасны только для людей. Каждый месяц мои друзья выбирались из замка под плащом-невидимкой Джеймса. Превращались в животных… Питер, самый маленький, свободно проскальзывал под ветвями Дракучей ивы и нажимал на узел, который обездвиживает её. Потом они пробирались ко мне по тоннелю. Под их влиянием я становился менее опасным. Тело моё было волчьим, но сознание, когда они были рядом — нет.
— Поторопись, Рем, — прорычал Блэк, неустанно следивший за Струпиком с жутким, голодным выражением.
— Я уже подхожу к делу, Сириус… Итак, теперь, когда мы все могли стать животными, перед нами открылись необыкновенные возможности. Вскоре мы начали покидать Шумной Шалман, бродили ночами по территории замка, по деревне. Сириус и Джеймс превращались в крупных зверей и легко могли бы справиться с оборотнем в случае необходимости. Вряд ли, кроме нас, кто-нибудь ещё из учеников «Хогварца» так хорошо знал территорию школы и Хогсмёд… В результате мы создали Карту Мародёра и подписали её нашими прозвищами. Сириус — это Мягколап. Питер — Червехвост. Джеймс — Рогалис.
— А в каких животных?… — начал Гарри, но Гермиона прервала его.
— Но ведь это всё равно очень опасно! Выпускать оборотня по ночам! Что, если бы за вами не уследили и вы бы покусали кого-нибудь?
— Это мысль до сих пор преследует меня, — упавшим голосом признался Люпин. — Были такие случаи, когда этого лишь чудом удавалось избежать… Мы потом смеялись над этим… Мы были молоды, легкомысленны — наше хитроумие затмевало для нас всё остальное.
— Иногда я чувствовал себя виноватым перед Думбльдором, что предал его доверие… Он принял меня в школу, чего не сделал бы ни один директор, но при этом не подозревал, что я нарушаю правила, установленные для общей безопасности — и моей, и других. Он не знал, что по моей вине трое моих приятелей нелегально стали анимагами. Но почему-то всякий раз, когда мы садились планировать наши похождения на следующий месяц, чувство вины исчезало… И я до сих пор такой же… Лицо Люпина застыло, в голосе зазвучало презрение к себе:
— Весь этот год я боролся сам с собой, раздумывая, сказать Думбльдору или нет о том, что Сириус — анимаг. Так и не сказал. Почему? Потому что я трус. Потому что тогда мне пришлось бы признаться, что я обманывал его доверие, когда учился в школе, и что другие по моей вине… а доверие Думбльдора для меня — всё. Он помог мне, когда я был мальчиком, он помог мне, когда я стал взрослым — дал мне работу, в то время как все остальные избегали меня. Мне удалось убедить себя, что Сириус проникает в замок с помощью чёрной магии, которой научился от Вольдеморта, что его умение превращаться в зверя не имеет с этим ничего общего… так что, в определённом смысле, Злей всё это время был прав относительно меня.