Джоанн Роулинг
Гарри Поттер и Волшебный камень
Глава 1
Мальчик, который остался жив
Мистер и миссис Дурслей, обитатели дома № 4 по Бирючиновой аллее, очень гордились тем, что могут в любое время заявить — у нас всё, слава Богу, совершенно нормально. Невозможно было представить, что такие люди окажутся замешаны в чем-то необычном, а уж тем более загадочном — они терпеть не могли всяких глупостей.
Мистер Дурслей работал директором фирмы под названием «Груннингс», которая производила сверла. У мистера Дурслея, крупного мясистого мужчины, практически полностью отсутствовала шея, зато под носом росли очень длинные усы. Миссис Дурслей, худая блондинка, обладала шеей двойной длины, что было как нельзя кстати, ибо эта леди обожала заглядывать за чужие заборы и шпионить за соседями. У Дурслеев был маленький сын по имени Дудли — по мнению родителей, на свет еще не рождался ребенок прекраснее.
У Дурслеев было все, чего они только могли пожелать, но, кроме того, у них имелась страшная тайна, и больше всего на свете супруги боялись, что кто-нибудь эту тайну раскроет. Они бы попросту не вынесли, если бы кто-то узнал про Поттеров. Миссис Поттер доводилась сестрой миссис Дурслей, но они не встречались уже много лет, и, сказать по правде, миссис Дурслей вообще делала вид, что у нее нет никакой сестры, а всё из-за того, что эта самая сестричка и её бестолковый муженёк были настолько не-Дурслеями, насколько это возможно. Чету Дурслеев пробирала дрожь при одной мысли о том, что сказали бы соседи, появись Поттеры у них на улице. Чете Дурслеев было известно, что у Поттеров тоже есть маленький сын, но они его никогда не видели. Собственно, наличие сына заставляло держаться от Поттеров еще дальше — не хватало, чтобы Дудли водился со всякими хулиганами.
Когда мистер и миссис Дурслей проснулись утром скучного, серого вторника — того самого дня, когда начинается наша история — в пасмурном небе за окном не было видно ничего такого, что дало бы основания предполагать, что вскоре произойдут таинственные, загадочные события. Мистер Дурслей гудел что-то себе под нос, выбирая на работу галстук поскучнее, а миссис Дурслей торопливо досказывала вчерашние сплетни, одновременно впихивая Дудли в высокий детский стульчик.
Никто из них не заметил большой, рыжевато-коричневой совы, пролетевшей мимо окна.
В половине девятого мистер Дурслей взял портфель, клюнул миссис Дурслей в щеку и попытался поцеловать на прощание Дудли, но промахнулся, поскольку в это самое время Дудли устраивал скандал: метался в стуле и отчаянно швырялся овсянкой. «Зайчик мой», прокурлыкал мистер Дурслей и вышел за дверь. Он забрался в машину и задним ходом выехал со стоянки дома № 4.
Впервые в то утро он заметил нечто странное, только выехав на перекресток. Он увидел кошку, изучавшую карту. В первое мгновение он даже и не понял, что же такое увидел — но потом рывком повернул голову назад. На углу Бирючиновой аллеи стояла полосатая кошка, но никакой карты нигде не было. Что это ему взбрело в голову? Это, надо полагать, была игра света. Мистер Дурслей поморгал и уставился на кошку. Кошка в упор посмотрела на него. Потом, когда мистер Дурслей уже завернул за угол и поехал по шоссе, он следил за кошкой в зеркальце заднего вида. На этот раз кошка читала указатель с названием улицы, тот самый, где было написано «Бирючиновая аллея» — то есть, нет, она смотрела на указатель, кошки ведь не умеют читать ни карты, ни указатели. Мистер Дурслей встряхнулся и решительно выгнал кошку прочь из собственных мыслей. Все остальное время по дороге в город он думал только и исключительно о большом заказе на сверла, который рассчитывал сегодня получить.
На подъезде к городу, однако, кое-что другое все-таки потеснило сверла в голове мистера Дурслея. Сидя в ежедневной утренней пробке, он не мог не заметить, что повсюду полно очень странно одетых людей. Людей в мантиях. Мистер Дурслей терпеть не мог тех, кто вызывающе одевается — страшно подумать, что иной раз напяливает на себя молодежь! Он решил, что мантия — это, должно быть, последний писк какой-нибудь идиотской моды. Он забарабанил пальцами по рулю, и глаза его случайно остановились на кучке этих ненормальных, собравшихся совсем рядом. Они оживленно о чем-то шептались. Мистер Дурслей с возмущением увидел, что двое или трое из них отнюдь не молоды, наоборот, вон тот мужчина совсем уже пожилой, гораздо старше, чем сам мистер Дурслей, а одет в изумрудно-зеленую мантию! Вот бесстыжий! Но тут до мистера Дурслея дошло, что это наверняка очередная рекламная кампания или какая-нибудь акция — эти люди явно собирают пожертвования… да, разумеется. Машины наконец тронулись, и уже через пару минут мистер Дурслей, вновь погруженный в размышления о сверлах, въезжал на стоянку возле здания конторы «Груннингс».
В своем кабинете на девятом этаже мистер Дурслей всегда сидел спиной к окну. Если бы это было не так, в нынешнее утро ему было бы трудно сосредоточиться на сверлах. Ему не было видно, что средь бела дня мимо окна мчатся совы, но зато люди на улице это видели; они стояли раскрыв рты и смотрели, как по воздуху одна за другой проносятся огромные лесные птицы. Большинство из столпившихся зевак вообще никогда раньше не видело совы, даже в нормальное ночное время.
Тем временем утро мистера Дурслея проходило как обычно, своим чередом, безо всяких сов. Он распек пятерых своих подчиненных. Сделал несколько важных телефонных звонков. Устроил еще пару разносов. После обеда, будучи в превосходном настроении, он решил выйти на улицу размяться, да заодно купить в булочной парочку пончиков.
Он и не вспомнил бы о людях в мантиях, если бы по дороге к булочной вдруг не натолкнулся на очередное сборище. Проходя мимо, мистер Дурслей смерил их сердитым взглядом. Непонятно, почему, но эти люди заставляли его нервничать. Эти, как и те, другие, тоже о чем-то возбужденно шептались, и, кстати, мистер Дурслей не приметил никаких емкостей, куда бы они могли собирать пожертвования. На обратном пути, когда он снова проходил мимо, прижимая к животу пакет с пончиками, до него донеслись обрывки разговора:
— Поттеры, точно, именно так мне и сказали…
— … да-да, их сын, Гарри…
Мистер Дурслей остановился как громом пораженный. Его охватила паника. Он оглянулся на шептавшихся и собрался было что-то спросить, но передумал.
Бледный от страха, он помчался назад в контору, добежал до своего кабинета, рявкнул секретарше, чтобы его не беспокоили, и почти уже закончил набирать свой домашний номер, как вдруг остановился. Он положил трубку и пригладил усы, размышляя… нет, это какая-то глупость. Поттер не такая уж необычная фамилия. Он нисколько не сомневался, что существует масса людей по фамилии Поттер, у которых есть сын по имени Гарри. Да и, если на то пошло, он не совсем уверен, что племянника зовут Гарри. Он никогда даже не видел мальчишку. Может быть, он Гарви. Или Гарольд. Совершенно ни к чему беспокоить миссис Дурслей; она всегда так расстраивается при упоминании о сестре. Трудно ее в этом винить — если бы у него была такая сестра… но все равно, люди в мантиях…
После обеда ему было значительно труднее сосредоточиться на сверлах, и, покидая конторское здание в пять часов вечера, он был все еще так встревожен, что едва не сбил с ног случайного прохожего.
«Извиняюсь», — буркнул он, не глядя на крохотного человечка, который пошатнулся и чуть было не упал. Мистер Дурслей не сразу осознал, что человечек одет в фиолетовую мантию. При этом, чудом избежав падения в грязь, недомерок нисколько не был обескуражен. Напротив, его личико расплылось в широчайшей улыбке, и он сказал голосом такой невозможной скрипучести, что несколько прохожих обернулось в недоумении:
— Не извиняйтесь, не извиняйтесь, мой дорогой сэр, сегодня ничто не может омрачить моего счастья! Возрадуйтесь, ибо Сами-Знаете-Кто наконец-то сгинул! Сегодня даже у муглов вроде вас должен быть великий, великий праздник!
И старичок умчался прочь, предварительно крепко обняв мистера Дурслея за талию.