— Это судьба, Гарри. От неё ещё никто не уходил. Тебе ещё многое предстоит понять. Прощай!
— Прощайте, профессор… — прошептал Гарри, чувствуя, как слёзы застилают глаза.
— Я пришёл просить прощения, Гарри, — раздался знакомый голос.
Вольде… Нет, Том Реддль. Снова весёлый и жизнерадостный мальчик. Бесследно исчезли красные огоньки из глаз и жестокое выражение лица. Таким он был в день своей сортировки… На Гарри выжидательно смотрели зелёные глаза, так похожие на его собственные.
— Не всё так просто, как кажется… Есть дороги, которые мы выбираем, и дороги, которые выбирают нас. Ты простишь меня?
— Да, конечно! — сказал Гарри.
— Спасибо, — произнёс Реддль. — Теперь, я могу уйти.
Две фигуры медленно отступали, растворяясь в потоках льющегося отовсюду света.
— Прощайте, — шептал Гарри, глядя им вслед. — Я буду помнить…
Тьма над стадионом рассеялась под напором света, льющегося из пары десятков волшебных палочек. Над телом Гарри стояли Думбльдор, Фудж и рыдающая профессор МакГонаголл. К груди Гарри прильнула плачущая Чоу. В стороне, в начерно выжженном круге лежал наполненный пеплом плащ Вольдеморта и мёртвый профессор Рейд. Широко открытые глаза смотрели в звёздное небо. На лице застыла улыбка.
— Всё-таки он погиб, — печально проговорил Думбльдор.
— Да, — согласился министр. Он снял шляпу. — его будет оплакивать весь волшебный мир…
Он отпрянул от проявившихся туманных фигур.
— Основатели!
— Да, это мы, — раздался могучий бас Гриффиндора.
Четыре призрака приблизились и окружили тело Гарри.
— Девочка, отойди пожалуйста, — мягко сказала Равена.
Вряд ли Чоу что-то могла сейчас слышать. Думбльдор осторожно поднял её и отвёл в сторону.
— Мы дождались исполнения пророчества, — сказал Слизерин, обводя взглядом поле. — Теперь, наше время истекло и мы должны уйти.
Основатели протянули руки к Гарри. Полилось мягко свечение, впитывающееся в тело юноши. Фигуры основателей таяли по мере того, как они отдавали свою энергию. Никто не смел нарушить тишину хоть одним вздохом. Призраки становились всё прозрачнее и прозрачнее и… исчезли совсем. Но, когда они исчезли, Гарри пошевелился и открыл глаза…
Через день он сбежал из-под опеки мадам Помфри и пришёл на поле. Профессора Рейда должны были похоронить на том месте, где Охотник принял свой последний бой. Вокруг могилы стояли преподаватели и представители министерства во главе с Фуджем.
— Гарри! Тебе пока нельзя вставать! — поспешил ему навстречу Думбльдор.
— Я должен был прийти! — упрямо заявил Гарри и вцепился в плечо Чоу, чтобы не упасть от слабости. — Он умер, чтобы я жил…
Ректор посторонился и пропустил Гарри ближе. Могилу уже засыпали и сейчас на ней собирались уложить гранитную плиту.
— Не так! — заявил Гарри.
— Что? — не понял министр.
— Позвольте, — произнёс юноша.
Теперь он понял, как управлять живущей в нём силой. На холмик земли вместо плиты лёг гранитный валун. Под взглядом Гарри на нём золотом вспыхнул крылатый меч и загорелась надпись: «Александр Резонов, 1970 г. — 25.06.97 г.». Он помнил настоящее имя профессора с того самого подслушанного разговора. Гарри ещё немного подумал над эпитафией и… на камне появилось: «Он верил в чудо».
— Он действительно верил, — слабо проговорил Гарри в ответ на вопросительный взгляд министра, теряя сознание от слабости…
Он пролежал в больнице ещё три дня, прежде чем мадам Помфри признала его достаточно здоровым. Гарри упаковал свои вещи, и перед отъездом решил сходить ещё раз на место последней схватки. Вместе с Чоу он вышел на поле. Возле могилы сидела девушка.
— Элли… — узнала Чоу.
Та обернулась. Гарри едва узнал недавнюю красавицу. Она словно постарела на десяток лет. Под глазами залегли глубокие тени. В руках она крепко сжимала меч в ножнах.
— Он же должен был рассыпаться, — удивился Гарри.
— Нет, — покачала головой Элли, прижимая рукоять к животу. — У меня кое-что осталось от него… Пусть сыну достанется хоть что-то на память об отце…
Гарри прикрыл глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. Как странно… совсем не похоже на победу…
— Пришли попрощаться? — послышался голос Думбльдора.
Ректор вышел из-за спины Гарри и подошёл к надгробию. Он вытащил из кармана гранёный стакан и, наполнив пахнущей спиртом жидкостью, поставил на камень. Сверху лёг кусок чёрного хлеба.