- Нет, ты сейчас ни за что не согласишься, - вкрадчиво начал он, когда Гэрриет зашла за подносом. - А вдруг все-таки?...
- О чем это ты? - спросила она.
- Вот, думаю, не сыграешь ли ты со мной в "Монополию".
- Не получится: Севенокс сожрал карточки со старой Кентской дороги и весь Мейфэр.
- Я сделаю новые карточки, - поспешно сказал Джон. - Так что, сыграем на десять пенсов?
Когда карточки были готовы и они уже совсем собрались играть, Джона вырвало на постель, а к тому времени, когда Гэрриет все убрала и сменила белье, ему стало гораздо хуже. Температура подскочила до сорока одного, Джон кричал, что ему жарко и что у него болит голова.
Тут, как нарочно, проснулся Уильям после дневного сна, а Шатти, которая вечно разгуливала по дому босиком, споткнулась о ножку кровати Джона и разревелась.
- Да замолчите же вы все! - потеряв терпенье, выкрикнула Гэрриет и бросилась снова звонить врачу.
- Доктор Бернетт находится на вызове, - сообщил бесстрастный автоответчик. - Оставьте сообщение, и он свяжется с вами при первой возможности.
Она попыталась дозвониться до доктора Роубо-тема и получила тот же ответ. Стояла прекрасная погода, и, возможно, оба они сейчас играли где-нибудь в гольф.
Прошло полчаса, но никто с ней так и не связался. Уильям орал от голода. Шатти крутилась рядом, делая вид, что помогает, а на самом деле просто путаясь под ногами. Севенокс разлегся поперек лестничной площадки и горестно вздыхал, намекая, что ему давно пора гулять. Джон метался по постели, стонал и нес какой-то бред про черного кучера и про то, что лошади до сих пор не готовы.
В отчаянии Гэрриет набрала номер телефона Элизабет Пембертон.
- Да, - не очень любезно сказала Элизабет. Из глубины трубки доносился оживленный шум, какой бывает во время игры в бридж. Гэрриет представила, как женщины за столом увлеченно подкладывают себе куски шоколадного торта и перемывают косточки всем знакомым.
- Кори улетел в Штаты, а миссис Боттомли сегодня выходная. Джон заболел, по-моему, очень серьезно. Жалуется на головную боль. Я пыталась связаться с доктором Бернеттом, потом с доктором Ро-уботемом, но ни того, ни другого нет дома. Может, вы кого-нибудь посоветуете?
- Сейчас подумаю, - сказала Элизабет. - Мне, правда, сейчас так некогда...
"А тут еще ты на мою голову", - слышалось в ее тоне.
- Попробуй позвонить доктору Мелушу, - сказала наконец Элизабет. - Он врач старой закалки, но говорят, что хороший. Живет в Гаргрейве. Если что, перезвонишь потом.
Доктор Мелуш тоже оказался на вызове. Джон в своей комнате стонал не умолкая. Гэрриет глубоко вздохнула и набрала три девятки - номер "Скорой" помощи.
- Я в доме одна с тремя детьми. Старший мальчик серьезно заболел. Боюсь, это воспаление мозга. Вы можете мне помочь?
Борясь со слезами, Гэрриет кое-как выговорила адрес.
- Ну-ну, не раскисать! - приказал уверенный голос на том конце провода. - Сейчас будем.
Гэрриет собирала чемодан для Джона и одевала Уильяма, пытаясь одновременно успокоить Шатти и не споткнуться об Севенокса, когда телефон снова зазвонил.
Это оказалась Самми.
- Что у вас там такое?
- Джон заболел. Я вызвала "Скорую".
- Ну и правильно сделала. Сейчас я приеду и заберу Шатти и Уильяма к себе... Конечно, сможем. Ничего, как-нибудь справимся, а ты поезжай с Джоном.
- А что скажет Элизабет?
- Да пусть говорит что хочет. В конце концов, не ей смотреть задетьми. Ну все, я сейчас буду.
Гэрриет металась по дому, собирая вещи. Пижама, зубная паста, старый плюшевый мишка, любимая книжка Джона. Она хотела написать записку миссис Боттомли, но не нашла в доме ни одного карандаша: Кори имел привычку прикарманивать все пишущие предметы, после чего их уже невозможно было найти.
Самми прибыла одновременно со "Скорой".
- Еле выбралась из дому. Все Элизабет, стерва бесчувственная. И все ее гости точно такие же. Поезжай, ни о чем не беспокойся. С бутылочками, пеленками и миссис Боттомли я как-нибудь сама разберусь.
Два санитара с одинаковыми косыми проборами сносили носилки вниз по лестнице, командуя друг другу: "Выше! Ниже! Влево подай!"
Бледный Джон молча покачивался на носилках.
- Бедненький мой! - улыбнулась Самми. - Намучился? Но ничего, в больнице тебя быстро приведут в норму. Завтра я заеду, привезу тебе чего-нибудь вкусненького.
- А можно я буду спать с Джорджи в одной кровати? - спросила Шатти.
***
- Сколько лет Кори? - спросил врач, дежуривший в приемном покое.
- Тридцать четыре.
Ответом ей был весьма удивленный взгляд.
- Ах, простите, Кори - это его имя по отцу. Дома его зовут Джоном. Восемь лет.
Дежурный врач подчеркнул в карточке имя "Джон" и продолжал спрашивать. В каком возрасте Джон начал сидеть? Ходить? Все ли у него прививки? Гэрриет не могла ответить ни на один вопрос.
Потом их отвели по извилистому длинному коридору в палату с одной кроватью. Все кругом было обтянуто целлофаном, сестры и нянечки ходили в марлевых масках.
- Это обычная предосторожность, пока не выяснен диагноз, - сказала одна из них.
Маленькая палата казалась уютной, очевидно, благодаря оконной занавеске, на которой была изображена целая сельская улица с кошками, собаками и базарной площадью посередине. Церковные часы показывали три. Трубочист чистил трубу, и так сверкавшую чистотой; из окон выглядывали дети. Гэр-риет бездумно разглядывала эту картину, ожидая результатов спинно-мозговой пункции.
В голове у нее роились мысли о тифе, оспе и полиомиелите. Боже, Боже, не дай ему умереть!
Светлые волосы Джона слиплись и потемнели от пота, но ему как будто немного полегчало. Гэрриет наклонилась, чтобы стереть ему пот со лба.
- У тебя в этой блузке сиськи висят, - слабо улыбаясь, сказал Джон.
- Не успела надеть лифчик, - пробормотала Гэрриет.
Через полчаса сестры и нянечки сняли стерильные маски и халаты. Еще через некоторое время явился специалист. Это был высокий седой мужчина с хлопьями перхоти на воротнике. От него пахло потом.
- По всей видимости, мы имеем дело с менингитом на ранней стадии, сказал он. - В спинномозговой жидкости избыток белых кровяных телец. Если число их не будет расти, то особых оснований для беспокойства нет. Но все же, думаю, стоит поставить в известность родителей мальчика.
Далее последовали попытки выяснить, где именно в Америке находится Кори, но они так ничем и не увенчались.
Гэрриет старалась не показывать Джону своего смятения. Ей самой сейчас требовалось одно - услышать по телефону голос Кори. Ни разу в жизни он не был ей так нужен, как сейчас, - но, увы, ничего не выходило. Лондонский агент Кори уже закрыл свой офис до понедельника, дома его тоже не было. Звонить в Нью-Йорк по оставленному Кори телефону она не могла, потому что у нее было слишком мало денег. Агент Ноэль сообщил, что она уехала на выходные в Париж, не оставив адреса, так что связаться с ней можно будет только во вторник. Очередь к телефону, состоявшая в основном из пациенток родильного отделения, начинала уже роптать. Косясь на огромные животы женщин, обтянутые стегаными халатами, Гэрриет позвонила Элизабет, и та неохотно обещала, что попытается что-нибудь сделать. Под конец Гэрриет минутку поговорила с Шатти. Услышав в трубке жалобный детский голосок, она сама чуть не разревелась.
- Элизабет спросила, какой щеткой я чищу зубы, влажной или сухой. Я не подумала, сказала, сухой, оказывается, это такая гадость! Все разъехались: папа, мама, Джон, ты. Возвращайтесь скорее, Гэрриет, я без вас так скучаю!
Скоро явились сестры на ночное дежурство. Джону становилось все хуже, ртутный столбик опять дополз до сорока одного. Антибиотики не помогали, потому что его все время выворачивало. Ему постоянно хотелось пить, но каждый глоток воды действовал на него как рвотное. Он опять стал бредить: звал то Ноэль, то Кори, то кричал, что черный кучер хочет его забрать. Потом он затихал, и Гэрриет уже надеялась, что он уснет, но тут он снова открывал глаза и вскрикивал от боли. Иногда он ненадолго забывался, потом опять просыпался и, полежав несколько секунд неподвижно, начинал стонать.