- Его организм наконец-то получает долгожданный отдых, - отчеканила сестра Маддокс. - На вашем месте я бы оставила ребенка в покое. Сходите лучше позавтракайте.
Гэрриет, однако, не могла расслабиться ни на минуту и предпочла завтраку старый номер "Ридерз дайджест". Надо быть настороже, сказала себе она. Взглянув в зеркало, она с трудом узнала свое серое изможденное лицо. Конечно, следовало бы к приезду Кори вымыть голову и принять душ, но ей было страшно оставить Джона одного.
Специалист, явившийся около одиннадцати, не разделял общего оптимизма.
- Опасность еще есть, - сказал он. - Позовите меня, когда мальчик придет в сознание.
От этих слов сердце Гэрриет снова болезненно сжалось. Боже, не дай ему умереть, мысленно твердила она.
Через четверть часа появился доктор Уильяме. К вопросам, которыми засыпала его Гэрриет, он отнесся еще прохладнее, чем накануне.
- Скажите, он поправится? - в отчаянии спрашивала она.
- Послушайте, мисс Пул, - вмешалась сестра Маддокс. - Доктор Уильяме не может уделять вам одной столько времени. Его ждут другие пациенты.
- Простите, - настаивала Гэрриет, - но после обеда приедет отец Джона, и я должна буду обо всем ему рассказать.
- Он, кстати, звонил минут десять назад, - сказала сестра Маддокс.
Гэрриет побелела.
- Что он сказал? Почему вы не позвали меня к телефону?
- Какая разница, почему? - пожала плечами сестра Маддокс. - Вы выходили то ли в туалет, то ли сделать себе кофе.
- Все равно, вы могли меня найти. Вы же знали, что я уже несколько дней пытаюсь с ним связаться.
- По-вашему, сестре Маддокс нечем заняться, кроме как работать телефонисткой для всех пациентов и их родственников? - язвительно осведомился доктор Уильяме. - Не забывайте, Джон здесь не единственный.
- Но для меня он здесь единственный! - уже не сдерживаясь, выкрикнула Гэрриет.
- Я сюда попала? - послышался за ее спиной глубокий взволнованный голос.
Все обернулись. В дверях, словно знаменуя собой начало новой сцены, стояла Ноэль Белфор в эффектной черной меховой шапке.
- О, я уже вижу, что сюда! - Увидев сына, она быстрыми шагами приблизилась к его кровати.
- Мой мальчик, мой славный мальчик! - срывающимся голосом произнесла она.
И тут же, словно в ответ на выходную реплику примадонны, Джон шевельнулся, вздрогнул и открыл глаза. Некоторое время он смотрел на Ноэль, не веря, и наконец хрипло простонал:
- Мама!..
Его бледное лицо словно осветилось изнутри, и Гэрриет испытала невыносимые муки ревности.
- Мама, это правда ты?
- Да, мой мальчик, это я. Боже мой!.. Что тебе пришлось пережить! - Она отвела влажную светлую прядь у него со лба.
- Рука болит, - пробормотал Джон.
- Знаю, милый, - сказала Ноэль. - Это из-за гадкой капельницы, - но ведь она тебе помогает, с каждой минутой тебе делается все лучше и лучше. Ты у меня храбрый мальчик, ты все выдержишь. Видишь, какие здесь прекрасные сестры и врачи, они все так стараются тебе помочь.
- Мне уже лучше, - сказал Джон. - Только голова еще... - И, вздохнув, он опять провалился в беспамятство.
Ноэль наклонилась и поцеловала его лоб, явно сознавая, что представляет собой невыносимо трогательное зрелище. Восхищенные взгляды зрителей были прикованы к ней. Сейчас все зарыдают, подумала Гэрриет.
Ноэль выпрямилась и только теперь огляделась. Сняв шапку, она небрежной рукой провела по волосам, отчего те легли золотой живописной гривой. После этого, осветив печально-ослепительной улыбкой нянечек и сестер, она направила главный прожектор своего взгляда на доктора Уильямса. Доктор зарделся, как девица.
- Меня зовут Ноэль Белфор, - сказала она, протягивая руку.
Будто кто-то тут мог этого не знать.
- Мы и не знали, что вы мать Джона, - проговорила потрясенная сестра Маддокс.
- Думаю, Гэрриет решила, что это не так уж важно, - сказала Ноэль. - Я ее понимаю, ведь речь шла о жизни Джона... Как мой сын, доктор?
- По правде сказать, он был очень плох. Но сейчас, думаю, уже выкарабкался.
- Сколько он уже здесь?
- Четыре дня.
- Четыре дня?! Почему мне не сообщили раньше?
Словно не видя ничего вокруг, Ноэль опустилась на стул и дрожащими пальцами вытащила из сумочки сигарету. Полы шубы разошлись в стороны, выставляя на всеобщее обозрение ее ослепительную грудь.
Доктор Уильяме тотчас подскочил с зажигалкой.
- Мы искали вас, - возразила Гэрриет. - Ваш агент сказал, что вы в Париже, но где точно, он не знал.
- Это студия заботится, чтобы мне никто не мешал, - сказала Ноэль. - Я ведь поехала в Париж, чтобы учить роль. Бедняжка Гэрриет! Вам тут пришлось справляться со всем одной. Представляю, как вы намучились.
Доктор Уильяме улыбнулся ледяной улыбкой.
- Мисс Пул относится к своим обязанностям няни очень, очень серьезно.
Ноэль, мгновенно уловив иронию, скользнула по Гэрриет внимательным взглядом и спросила:
- Где Кори?
- Сейчас, вероятно, летит из Штатов в Англию, - ответила Гэрриет.
- Он звонил сегодня, - добавила сестра Маддокс. - Сказал, что будет после обеда.
- Слава Богу, - выдохнула Ноэль. - И слава Богу, что мы можем встретить его хорошими вестями. Гэрриет, - обернулась она. - Я хочу немного посидеть с моим сыном. Идите, выпейте пока чаю. У вас очень утомленный вид.
Гэрриет и правда еле держалась на ногах от усталости. Черные круги под глазами, грязные, слипшиеся волосы, юбка не той длины, что надо, - все это вместе смотрелось втрое отвратительнее рядом с несравненной Ноэль Белфор.
Бредя в столовую, она равнодушно думала о том, что оставшийся в палате доктор Уильяме наверняка рассказывает сейчас Ноэли о том, как гадко она, Гэрриет, вела себя с сестрами и какое вредное воздействие оказывала на Джона. А днем приедет Кори, и первое, что он увидит, будет Ноэль, во всей своей красе, склонившаяся над постелью сына. Гэрриет вдруг стало тоскливо и зябко.
Глава 22
Как и многие красивые женщины, Ноэль не могла жить без постоянного восхищения ближних. Как только ей начинало казаться, что кто-то смотрит на нее неодобрительно, она просто отворачивалась и начинала завоевывать новых поклонников. Она желала ежечасно купаться в лучах всеобщего восхищения. Весь персонал больницы, в полном составе, отнесся к ней именно так, как надо. Врачи и сестры старались под любым предлогом заглянуть в палату и проверить состояние Джона. Коридор за стеклянной перегородкой стал похож на многолюдный лондонский вокзал.
- Просто чудо! Как только она приехала, мальчик сразу же пошел на поправку, - говорила одна нянечка другой. Они стояли неподалеку от Гэрриет и раскладывали картофельный гарнир по тарелкам с жареной бараниной.
- Какая она милая и какая естественная, - вздохнула другая. "Нянечка, - говорит она мне, - какая у вас нелегкая работа. Спасибо вам за жизнь моего мальчика!" А от этой, кроме жалоб, ничего не услышишь!..
Заметив Гэрриет, обе осеклись.
- А видела, какие на ней туфли? - выждав секунду, заговорила первая.
- Да, роскошные. А волосы? А ты заметила, как она просияла, когда услышала, что муж сегодня прилетает? Жаль, что они разводятся! Видно, она его еще любит. Ну ничего, может, болезнь мальчика их как раз и помирит.
Но разительнее всего изменилось поведение доктора Уильямса. Обычно после обхода его днем с огнем было не сыскать, но с тех пор, как в палате обосновалась Ноэль, он заглядывал каждые пять минут. Гэрриет знала, что сегодня его рабочий день закончился в три часа, но и в пять он все еще кружил вокруг их палаты и не собирался уходить. Серые, всегда холодные, как хирургический инструмент, глаза смотрели теперь глуповато-мечтательно, из голоса улетучилась вся скука, зато появилась волнующая хрипотца, а когда он проходил мимо Гэрриет, на нее даже пахнуло каким-то дорогим лосьоном.
Доктор Уильяме очень озаботился тем, что Ноэль до сих пор не обедала. Предложения спуститься в столовую, на чашку чаю и ирландское рагу с морковкой, впрочем, не последовало, зато через четверть часа в палате появились бутерброды с копченой лососиной и охлажденное белое вино.