Простой и предсказуемый сюжет, который, однако, от начала до конца держит в напряжении и волнении. «Особенно, — писала критика, — если перед этим неделю томить зрителя бессмысленными и беспощадными конкурсными экспериментами над формой, содержанием и нервной системой. Всё-таки красивые актёры, пейзажи и талантливая литературная основа совсем не лишнее в фильме. „Любовь и другие демоны“ — полнометражный дебют прекрасной женщины Хильды Идальго (которая училась у Маркеса на Кубе). По её словам, это один из первых фильмов зарождающейся национальной кинематографии Коста-Рики. Наверное, оттого, что коста-риканским режиссёрам ещё не надоело снимать кино, в отличие от их более продвинутых коллег, от этого дебюта можно получить редкое удовольствие».
— Съёмки картины проходили немного в Боготе, но в основном в Картахене и других маленьких колумбийских городках, о которых писал знаменитый Гарсиа Маркес в своей книге, — сказала Хильда Идальго (с ней и с исполнительницей главной роли — Сиервы Марии мне удалось пообщаться после показа; сногсшибательно красивые женщины). — Он интересен как колумбийцам, так и в Коста-Рике. Идея фильма возникла, когда я ещё училась в школе. И я её осуществила. Точнее, сам роман Габриеля Гарсиа Маркеса выбрал меня. После прочтения я поняла, что эта книга невероятно удобна для экранизации. Всю картинку я представила сразу. Этот роман совпадает с моим мироощущением…
Фильм по-антониониевски немногословен, ориентирован на визуальное восприятие — игра света и тени, густые краски, крупные планы крошечных зверюшек, птиц, насекомых, снятых будто под микроскопом, подчёркнутый натурализм и телесность, осязаемость экранной плоти, тончайший минимализм в кадре.
Выбирая актрису на главную роль, Идальго отсмотрела несколько сотен девочек и в итоге остановилась на дочери администратора картины. Но ей было всего одиннадцать лет, мать наотрез отказалась отпустить её на съёмки. Спустя два года, когда Элизе исполнилось тринадцать, а семьсот кандидаток из Бразилии, Кубы, Венесуэлы, Колумбии не подошли, на эту роль взяли именно Элизу Триану.
— Скажи, Хильда, почему всё-таки Маркес, который всегда протестовал против экранизации своих книг, — потому что читатель представляет свои картинки, своих героев, а когда ему навязывают чужое видение, то магия текста пропадает, — почему он согласился на экранизацию? Может быть, ты знаешь какой-то секрет? Я понимаю, что он неравнодушен к красивым женщинам, но ведь за «Сто лет одиночества» он заломил Голливуду в своё время вообще немыслимую цену! За «Любовь во время холеры» взял миллионы долларов…
— Нет, ничего такого! Он преподавал у нас в киношколе на Кубе, вёл семинар «Как рассказать историю», и я сказала ему, что эта его вещь очень кинематографична, я бы хотела её снять. На что Маркес, посмотрев так, с лукавым прищуром, мне ответил: «Так вот езжай в Картахену и снимай его». Когда съёмки были закончены, я устроила просмотр у себя дома. Мы зашторили окна, и я включила DVD-плеер. Я нервничала, как девчонка, ужасно боялась и краем глаза пыталась подсмотреть за реакцией Маркеса. Первые двадцать минут он напряжённо всматривался в экран и хранил молчание. А потом расслабился и работу мою похвалил, пожелав удачи.
Однако на XXXII Московском международном кинофестивале 2010 года конкурсная картина «Любовь и другие демоны» не получила ни одного, даже символического, «утешительного» приза. Призы, награды — «Золотой Святой Георгий» и прочие — достались, по мнению весьма достойных уважения кинематографистов и писателей, с которыми трудно не согласиться, мутным, невнятным, вялым, но, так сказать, «политкорректным» картинам, естественно, с точки зрения единственной ныне на земле супердержавы, «заказывающей музыку». Поговаривали в кулуарах, что это явилось свидетельством двух вещей — «странности» жюри и того, что, чтобы стать призёром фестиваля, нужно было привозить снятую на любительскую дрожащую камеру (а вернее и круче — на мобильный телефон) криминальную историю из жизни наркодилеров («Колумбия ведь, на хрена нам какой-то Маркес?»). А ещё идеальнее, если бы главный герой при этом был гомосексуалистом или хотя бы албанским беженцем-мусульманином из Косова. Вот тогда бы Гран-при был обеспечен.